Влюби меня за день, Валентин

Коваль Лина

– С тех пор как уехала, – выравниваю дыхание и отвечаю в тон. – Если честно… боюсь туда возвращаться.

Чувствую, как Вэл поворачивает голову и пристально рассматривает меня в темноте, будто пытается проникнуть в мысли. Хотя о чем это я? Он уже там. Будем честными, я весь день о нем думаю.

Даже свадьба лучшей подруги локомотивом пронеслась мимо.

– Боишься увидеть там то, что хочется забыть, Кудряшка? – проницательно интересуется.

Вселенная вдруг сужается до гостевой комнаты и этой двуспальной кровати,

на которой, по сути, лежат два абсолютно чужих человека.

В жизни так случилось, поделиться мне особо было не с кем. Мия с Таей, конечно, подруги, но, как говорится, «сытый голодному не товарищ». На любые мои попытки просто пожаловаться, они начинали усиленно меня кормить или подсовывать деньги. Для подростка эта забота, даже с учетом того, что продиктована она из лучших побуждений, казалась тогда унизительной. Было очень неудобно, будто голую на площадь выставили.

Сестра Вэла помогала, конечно. Особенно, когда я училась в архе (архитектурный университет – прим.), Валентина тогда нашла для меня клиента – поэта, который собирался издавать сборник своих стихов и для этого ему срочно нужен был иллюстратор.

Благодаря жирному заказу я как-то справлялась.

Ну и официанткой подрабатывала.

Медленно поворачиваюсь к Кострову, подпирая с двух сторон одеяло и убирая ладошки под голову, как в детстве. Он не двигается, так и лежит на спине, терпеливо рассматривая мои манипуляции.

– Ты знаешь, – начинаю говорить. – Когда всего этого не видишь… ты ведь понимаешь, о чем я?

– Бедность и убожество? – усмехается.

Киваю. Он, как никто, меня понимает.

– Да. Обшарпанный подъезд, облезлую штукатурку и кучу бутылок на столе… Когда не видишь, через месяц-два воспоминания начинают стираться и остаётся только хорошее.

– А было хорошее? – горько усмехается Вэл.

– Конечно, – удивляюсь. А как же? Если б не было… я не знаю, как вообще тогда можно с этим справиться.

– Я не помню хорошего.

– Хм…

– Кроме тебя, – добавляет тихо, заставляя моё сердце биться сильнее.

Прикрываю глаза, пытаясь его унять.

– А помнишь, как мы всей детворой на речку купаться ходили? – с наигранным весельем спрашиваю.

Костров кидает на меня скептический взгляд. Боже. Его глаза блестят в темноте так, что у меня душа в пятки уходит.

– Это был грязный карьер, Ив, и я распорол там пятку, – в доказательство поднимает левую ногу, покрытую короткими светлыми волосками. Сглатываю ком в горле. – Рана загноилась, и я почти месяц не мог играть в футбол. Сидел на скамейке запасных, как идиот.

Вот это я совершенно забыла.

Задумываюсь.

– А как зимой с гаражей в сугробы прыгали? – продолжаю. – Помнишь?..

– Ага, помню. Я потом в этих сугробах от отца прятался. Вернее, мы с Валькой. Батя зарплату получил, перепил и белку словил. С топором

по всему двору за нами бегал.

В груди ужас стальными кольцами стягивается.

– Блин… Прости.

– Всё нормально, – останавливает Вэл. – Я рад, что ты помнишь хорошее. Не знаю… было бы хреново вот здесь, – дотрагивается до татуировок на груди, – если бы твои воспоминания из детства были как мои – одна черная, беспросветная дыра.

– Ладно, – смаргиваю непрошеные слезы. – Давай спать.

Глава 6. У нас проблемы на поле, Кудряшка!

Кажется, я проспала всего ничего. В голову вдруг проникают какие-то звуки. Ни то хрипы, ни то стоны. Жутко становится.

Резко открываю глаза и вслушиваюсь в тишину.

Черт.

Разворачиваюсь. Мне не показалось.

Осматриваю широкую, забитую татуировками спину и узкую талию, резинку белоснежных боксеров и мускулистые ноги.

– Вал… Вэл? Всё в порядке? – спрашиваю испуганно.

– Да, – хрипит он, нервно складывая руки в замок на груди. – Спи, Ива. Спи, пожалуйста.

В груди сирены срабатывают. Не знаю, предчувствие это или глупость?

– У тебя… что-то болит?

– Спи, блин, – грубо осаживает и… снова тяжело дышит.

Господи.

Потираю лоб, раздумывая. Ещё раз осматриваю мощное тело, внимательно замечая, как аккуратно он сгибает правую ногу и активно растирает колено.

Аптечка! Ему была нужна аптечка!

– Нога, да? – закусываю губу.

– Я сказал, спи, – повышает он голос. – Женщины, черт возьми. Вечно лезете куда ни надо.

Помотав головой, вскакиваю с кровати и зажигаю в комнате свет. Морщусь и часто моргаю, прикрывая грудь.

– Блд, – ругается Вэл сквозь зубы. – Какого хера ты делаешь?

Не обращая внимания на его злые выпады, натягиваю майку на бёдра, чтобы она не была такой короткой, и присаживаюсь рядом с ним на кровать. Костров при этом даже не двигается и вообще словно каменеет.

Дышит тяжело.

Испытывая какой-то невероятный прилив нежности, осторожно убираю прядь с влажного лба и осматриваю широкие скулы, покрытые грубой щетиной. Его ярко-красные губы приоткрыты, крылья носа подрагивают, совершая каждый вздох.

– У тебя травма, да, Костров? Ты из-за этого карьеру закончил?

– Нет, – уставляется на меня и язвительно цедит. – Трахнул жену тренера. Ты ведь эту версию знаешь. Продолжай в том же духе.

Снова откидывается на подушки, отгораживается. Протягиваю ладонь к нему, но трусливо убираю.

– У тебя травма, – делаю неутешительный вывод и закусив губу, рассматриваю прикрытые веки на красивом лице. – Давай скорую вызовем, пожалуйста? Они хотя бы обезболят, тебе станет полегче.

Вэл приоткрывает один глаз.

– Давай, – соглашается мрачно. – И пару журналистов не забудь. Лучше сразу из Москвы.