Влюбленные антиподы
Шрифт:
— Извини. Надо было сказать.
— Надо было догадаться! Что ты не один…
— Ты мне об этом непрестанно напоминаешь…
И он схватил с тарелки фигу и целиком сунул мне в рот — заткнул, но я вытащила кляп, не откусив.
— Знаешь, сделай себе напоминалку в телефон. Про футболку!
— Боже мой… — Кузьма откинулся на спинку стула и закинул ногу на соседний. — Мэри Поппинс недовольно фыркнула… Чего ты злишься? Последний арбуз, что ли? Завтра купим еще. Потом видела бы ты, какие там мухи над фруктами летают, жирные-прежирные,
Я стиснула губы, чтобы молчать. Но меня спасла стиральная машина, тоже фыркнув, звонко. И я пошла за бельем. Можно было унести его в руках, но я вынула из пластиковой корзинки всю бытовую химию, составив рядком за машиной, и, сунув ее под мышку, вышла во двор.
— Подожди, — Кузьма присел подле сушилки и поправил кирпичи, придавливавшие ей ножки, чтобы не уносило ветром. А ветерок уже был. Легкий. — Теперь вот вешай.
Помощь не предложил. Ну и отлично. Ушел бы уже к себе и уткнулся носом в стенку.
— Завтра в восемь встаем, да? — решила уточнить я. — Надеюсь, не пятнадцать минут на вылет?
— Двадцать. Какая разница… Пойду запущу на короткий цикл рюкзаки. В твоем точно больше ничего нет?
Я пожала плечами.
— Кажется днем все вынула. Проверь.
Он ушел в дом, и я облегченно выдохнула. Как-то с ним стало тяжелее, чем в первый день. Говорить не о чем, руки распускать нечего. Близость спальни его явно нервировала, и он бросил обниматься еще до перехода через ночную дорогу. Цикады безбожно трещали, но внутри дома, с ним наедине, наэлектризованный воздух лопался еще громче. Я налила себе немного вина, доела фигу и с бокалом ушла на шезлонг, который стоял за углом у главного входа.
— Ты что спряталась? — подошел ко мне Кузьма минут через пять. — Я тебя звал.
— Я не слышала, — солгала я.
— Угу… Сейчас вернусь.
И он пришел со своим недопитым бокалом, занял второй шезлонг и вытянул ноги. Я следила, как шевелятся его пальцы, точно на пианино играют, и не нарочно переняла игру. Мои двигались не так быстро. Кузьма, видимо, заметил мои манипуляции и перекинул правую ногу ко мне на шезлонг. Я перестала дергаться, замерла, а его пальцы продолжали двигаться уже поверх моих.
— Можешь поспать завтра лишние пятнадцать минут, — сказал он вдруг, протягивая ко мне руку, которая быстро нашла зазор в футболке и сжала горячую кожу, проверяя объем талии. — Перелезай ко мне.
— Шезлонг не выдержит, — хотела отшутиться я, но пришлось хихикнуть, потому что Кузьма вдруг защекотал меня. — Кузь, прекрати. Я боюсь щекотки.
— Я помню… Думал, вдруг переросла… Ну иди ко мне…
Его рука проползла подо мной и стиснула уже другой бок, теперь еще более горячий.
— Кузь, не надо…
— Надо, надо… Иногда полезно по вечерам заниматься стиркой. Смотри, что нашел у тебя в рюкзаке.
Я чуть повернула голову — между пальцами у него блестел заветный квадратик.
— В самом дальнем кармашке спрятался, уж и не помню, с какого
Сердце ухнуло в пятки, и пальцы на ногах снова зашевелились — на этот раз не подыгрывая Кузьме, а чтобы удержать сердце, и оно не вывалилось бы на цементные плиты. Я опустила глаза, почти зажмурилась, поэтому не видела, как он присел, лишь услышала, как скрипнул шезлонг. Взгляд мой покоился на цветке — на него сверху капала вода из кондиционера, и поэтому вокруг горшка образовалась огромная лужа.
— Его не зальет? — спросила я шепотом, гадая, что же это за цветок. — Я про герань…
А может это и не герань вовсе.
— Так нормально?
Он не просто подвинул горшок. Он еще и воду из блюдца вылил… Или как это корыто там под горшком называется…
— Прошу! — Кузьма распахнул передо мной входную дверь.
Та оказалась открытой. Он ее не закрыл. И ключа не было в двери.
— Где ключ? — спросила я машинально.
— Боишься, что тебя украдут? — он смеялся. — Не украдут. Не отдам.
Он хлопнул дверью — помог кондиционер. Мне же он не помогал. Мне было жарко, душно и неловко. Хотелось в туалет. Чертов арбуз!
— Даш, ну чего ты?
А я уворачивалась от поцелуев — впервые.
— Не хочешь?
Он держал меня взглядом сильнее, чем если бы стиснул щеки ладонями.
— Хочу… — прошипела я пересохшим ртом. Вся влага скопилась внизу живота. — В туалет. Арбуз.
Он отпустил меня. Даже подтолкнул.
— Как по Хазанову, прямо… — Кузьма расхохотался, а я улыбнулась, одними губами. Они почему-то никак не разлеплялись. — Иди. А я пойду помидоры полью.
Мой рот наконец открылся.
— Сдурел? Я быстро…
Теперь он расхохотался в голос.
— Из другого шланга!
Теперь ржала и я. Как конь. Нет, как кобыла! Блин, сейчас трусы станут мокрыми.
— Фотографировать не буду, темно.
А я уже и забыла. А он все помнит. Блин…
Я хлопнула дверью, а та снова попыталась открыться. Наглая! Хорошо, что помидоры росли далеко от дома — у меня случился просто водопад, а это я еще не допивала арбузного сока. Но была красная. Черт… Какая же я красная… Нажала чуть-чуть на кожу — даже на тон не побелела. Ополоснула лицо — не помогло. Схватилась за зубную щетку. Как раз в тот момент, когда вошел Кузьма. Дверь-то я не закрыла.
— Мне побриться?
Я кивнула. Еще пять минут… лишних. Нет, не чтобы передумать, а чтобы набраться смелости.
— Ты ко мне или я к тебе? — спросил он, намылив щеки. — Встретиться на середине не получится. Там стена.
Я прыснула со смеха. Нервно. И еле пропыхтела:
— Ко мне.
Он кивнул и схватился за бритву.
— Не смотри под руку. Порежусь.
Я отвернулась, но не ушла. Лучше уж у стола стоять, чем сидеть, сжавшись, на кровати. Или…
— Даш, что ты делаешь? — крикнул Кузьма из ванной.