Влюбленные

Браун Сандра

— Спасибо, Грант. Я как раз такой и хотел, — сказал он и, взяв пончик в руку, откусил огромный кусок. Свободный рукой он взъерошил мальчугану волосы.

— Это он привез, — объяснил Хантер, показывая на старого фэбээровца пальцем. — Его зовут дядя Хедли.

Хедли, откинувшись на спинку стула, небрежно потягивал из большой кружки горячий кофе, но Доусон знал, что это фикция. Крестный только выглядит расслабленным. Его взгляд, зоркий и внимательный, как у орла, не упускал ни малейшей подробности. Возможно, он даже заметил

легкое красное пятнышко на горле Амелии — в том са́мом месте, где Доусон нечаянно уколол ее своей щетиной.

— Мама не разрешает нам есть на завтрак пончики. Только иногда, по субботам, — добавил Хантер. — Но сегодня она разрешила, потому что дядя Хедли их все равно уже привез.

— В таком случае угощайтесь. — Доусон облизал приставшую к пальцам глазурь. — Отличные пончики!

До этого момента он и Амелия избегали смотреть друг на друга, и Хедли, безусловно, это тоже заметил. Сейчас, едва взглянув на Доусона, она предложила ему кофе и попыталась встать, чтобы достать чашку, но он остановил ее решительным взмахом руки:

— Сиди, я сам о себе позабочусь.

Он действительно довольно быстро разыскал в буфете чистую чашку, наполнил ее кофе из кофейника и, прислонившись к буфетной полке, стал пить его маленькими глотками, пока дети жадно поглощали запретные пончики. Когда они насытились, Амелия отправила обоих мыть руки и умываться — мальчишки изрядно перепачкались глазурью. После непродолжительных препирательств («Но мы сегодня уже умывались, мама!») оба ушли наверх, и Амелия сказала, вытирая стол влажной губкой:

— Пончики с утра — это как раз то, что нужно детям, мистер Хедли. Да в каждом из них содержится такая порция сахара, какой достаточно на неделю взрослому мужчине!

— Ничего страшного. Потом мы что-нибудь придумаем, чтобы они потратили лишние калории, — хладнокровно парировал Хедли.

— Спасибо. Это было бы очень неплохо.

— Ну а пока нам троим нужно поговорить.

— Нет уж, — возразила Амелия, — сначала я должна чем-то занять детей, иначе никакого разговора не получится.

Все, что она вчера погрузила в машину, ей пришлось снова выгрузить и разложить по местам. Зато теперь Амелия довольно быстро отыскала DVD-проигрыватель и подключила к телевизору, чтобы поставить малышам диск с какой-нибудь детской киношкой. Пока она этим занималась, Доусон подсел к столу и заглянул в коробку, в которой еще оставалось несколько пончиков.

— А с баварским кремом есть? — спросил он Хедли.

— Извини, нет.

— Ну и ладно. Этот тоже сойдет. — И Доусон взял в руку пончик, посыпанный сахарной пудрой.

— Ну и как прошла ночь? — поинтересовался крестный.

Этот вопрос заставил Доусона немедленно ощетиниться.

— Что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду твою наркотическую ломку.

— Я же сказал тебе — я не чертов наркоман!

— А твои кошмары?

В

ответ Доусон неопределенно пожал плечами. В принципе, это движение могло означать что угодно, но Хедли уверенно сказал:

— Ну да… Ты совсем не спал, поэтому и кошмары тебя не беспокоили.

Доусон снова пожал плечами. Догадливость Хедли его не удивила: крестный хорошо его изучил и мог определить степень усталости по осунувшемуся, бледному лицу и темным кругам под глазами. Никаких чудес, обычная дедукция, Ватсон!..

— Знаешь, мне иногда кажется, что если она когда-нибудь увидит тебя в нормальном виде, то пройдет мимо и даже не обернется. Должно быть, ее привлекает твое сходство со свежим зомби.

Доусон доел последний кусок пончика и стряхнул с пальцев сахарную пудру.

— Ты все время пытаешься меня уколоть. Или жизни научить. У тебя что, нет других, более важных дел?

— А разве это не важно — выяснить, откуда взялись кошмары, которые тебя преследуют?

— Что-то я не помню, чтобы я говорил, будто меня преследуют кошмары.

— Но ты этого и не отрицал.

Вместо ответа Доусон сложил руки на груди в надежде, что этот жест скажет Хедли больше, чем любые слова. Крестный, однако, не собирался оставлять его в покое.

— Когда же ты, наконец, расскажешь мне, что такого случилось с тобой там, в Афганистане? Почему ты так боишься спать?

Прежде чем ответить, Доусон медленно сосчитал до десяти, потом пошевелился на стуле, слегка изменив позу. На языке тела это движение должно было означать, что он предпочел бы поговорить о чем-нибудь другом.

— Когда ты в последний раз звонил Еве?

— Сегодня утром.

— Как она?

— Волнуется. Как и всегда.

Доусон хмыкнул:

— Еще бы! Она отлично знает, что, когда ее нет поблизости, ты сразу начинаешь питаться как попало. Например, налегаешь на высококалорийные и чрезвычайно вредные пончики, вместо того чтобы смиренно жевать капустный салат.

— Она волнуется не обо мне, дурачок, а о тебе.

— Тогда скажи ей, что она напрасно переживает. Со мной все в порядке. Впрочем, я вам обоим это уже говорил.

Хедли тяжело вздохнул:

— Знаешь, я жалею, что послал тебя сюда. Мне не следовало этого делать.

— Поздновато ты спохватился. Я уже здесь. — Доусон усмехнулся.

— Знаю. — Хедли окинул Доусона многозначительным взглядом, потом посмотрел поверх его плеча в направлении гостиной, откуда доносились голоса детей, споривших, какое кино они будут смотреть. — Как она?

— Этой ночью она спала одна, если ты об этом.

— Я не об этом.

Доусон знал, что чем больше он будет оправдываться, тем сильнее Хедли станет на него нажимать, поэтому постарался ответить на вопрос так, словно до него не дошел его скрытый подтекст.