Влюбленный астроном

Лорен Антуан

* * *

Ксавье часто думал о Селине. С ней все пошло не так. Кто мог вообразить, что чудесные минуты их первого свидания через двенадцать лет обернутся встречей в зале суда и объявлением о расторжении их брака? История старая как мир и в самой своей банальности непоправимая. Отсутствие оригинальности означало, что нет и не будет никакой лазейки, ни одной самой маленькой щелочки, в которую могла бы проникнуть случайность и неожиданно все изменить. Нет, статистика неумолима: каждый второй брак кончается разводом. Цифры безжалостны, как асфальтовый каток. Один шанс из двух. После тяжелого расставания, в последние месяцы отравленного откровенной злобой, минуло три года, но Ксавье продолжал по несколько раз в неделю о нем

вспоминать. Когда голос говорил ему: «Если ваши мысли блуждают, мягко, но настойчиво переключите их на собственное дыхание» – он точно знал, куда его приведет это блуждание: в коридоры Дворца правосудия, в общество его адвоката мэтра Мюрье и адвоката Селины мэтра Геринона, а также лжесвидетелей со стороны Селины, и эти последние заявят, что Ксавье – настоящий домашний тиран, из-за которого его жена и сын живут в постоянном страхе. А еще – требование немыслимой суммы алиментов. А еще – запрет видеться с сыном весь первый год. А еще – беспрестанные попытки настроить Оливье против отца, внушая мальчику, что именно Ксавье виноват во всем. В то трудное время Брюно здорово его поддержал. Им удалось продать несколько очень дорогих квартир, и это тоже помогло ему пережить шторм. Он, конечно, изрядно вымотался, зато теперь волнение на море вроде бы улеглось, и он даже начал потихоньку восстанавливать отношения с Оливье. Ксавье решил, что никогда не станет плохо отзываться о Селине перед сыном. Эта стратегия работала на него, потому что Селина вела себя по-прежнему и без устали повторяла ребенку, какой негодяй его отец. Но в последние месяцы мальчик явно начал сомневаться в ее правоте.

Звякнул колокольчик, знаменуя завершение сеанса, и Ксавье открыл глаза. Гостиную его шестидесятиметровой квартиры заливало солнце. Профессия риелтора хоть в чем-то сослужила ему службу: он сумел очень выгодно продать их прежнюю квартиру на бульваре Османа – сто тридцать квадратных метров! – и благодаря своим связям приобрести эту, в хорошем спокойном районе. Одна спальня для него, другая – для сына, плюс просторный балкон, выходящий на обычно пустующий сквер. Разве может в этой жизни произойти что-нибудь выдающееся?

Ксавье встал с кресла и потянулся. Пора было идти в агентство.

Фредерик Шамуа, его стажер, доложил, что поступило два телефонных звонка. Клиент пожелал взглянуть на квартиру: восемьдесят квадратных метров, окна во двор, шестой этаж с лифтом. Отличный вариант, который они никак не могли продать вот уже три месяца. Еще звонили новые владельцы последней проданной агентством квартиры – как раз перед тем, как дела застопорились. Мадам Кармийон жаловалась, что предыдущие жильцы не освободили стенной шкаф в передней. Она просила агентство связаться с ними: пусть поскорее заберут свое добро, потому что ей нужен этот шкаф. У них уже заканчивается ремонт, и они вот-вот переезжают.

– Вы осматривали квартиру, Фредерик? – спросил Ксавье.

– Д… д… д… д-д-да, – ответил юноша, – но я н… н… н… не помню про полный шкаф.

– Я тоже, – кивнул Ксавье, – но это не имеет значения.

Фредерик Шамуа заикался. Интенсивность его заикания менялась в зависимости от дня недели и от погоды. Ксавье заметил, что в дождь Шамуа – он обычно звал его по фамилии – заикается меньше. Правда, делиться догадками с молодым коллегой он не стал.

Ксавье отправил сообщение. Ответа не было ни в этот день, ни на следующий. Очевидно, барахло в стенном шкафу не представляло особой ценности, так что Ксавье не удивился, что прежние владельцы квартиры не подают никаких признаков жизни. Когда люди продают жилье, они не горят желанием возвращаться на старое место – им даже говорить о нем не хочется; получили деньги и перевернули страницу. Спроси их, они и не вспомнят, как выглядел их риелтор. У Ксавье зазвонил мобильник. На экране высветилась надпись «Банк Маркандо».

– Месье Лемерсье, добрый день! – поздоровался сотрудник банка. – Скажите, месье Лемерсье, вы в Париже или за границей?

– Я в Париже, у себя в агентстве, – ответил Ксавье.

– Так я и думал, – сказал

банковский служащий. – С вашего счета только что были списаны 650 евро. Ваша карта подверглась хакерской атаке из Гонконга. Я занимаюсь этой проблемой, месье Лемерсье. Я вам перезвоню.

* * *

«Пираты! Пираты! Пираты по правому борту!» Матросы бросили свои дела и задрали головы к сигнальщику, который сидел в большой корзине на марсе. Этот молодой парень, вооруженный подзорной трубой, осматривал горизонт, особое внимание обращая на флаги кораблей, идущих встречным к «Ле Беррье» курсом.

Гийом Лежантиль выбежал из каюты с телескопом под мышкой, быстро установил прибор на треногу и направил объектив на горизонт. Вскоре его взору предстало выступающее над гладью воды массивное судно – размером меньше, чем «Ле Беррье», но все же довольно крупное. Астроном поднял взгляд к вершине мачты и обнаружил развевающийся на ней флаг с черепом и двумя перекрещенными костями.

– Он поворачивает! – крикнул сигнальщик. – Он идет на нас!

Капитан встал рядом с астрономом и направил на горизонт свою подзорную трубу. Гийом Лежантиль ждал от него каких-нибудь ободряющих слов, но тот хранил молчание. Но вот он опустил подзорную трубу и скомандовал:

– Полборта право! Грот ставить!

Матросы мгновенно подхватили и передали дальше его слова, и судно начало разворот. Гийом Лежантиль закрыл глаза. Воображение живо нарисовало ему звероподобных беззубых громил, с ног до головы покрытых татуировками и шрамами. Они станут его бить, сорвут с него шелковые и бархатные одежды, выкинут в море астрономические инструменты, а потом завяжут ему глаза и под оскорбительный хохот и плевки заставят идти по перекинутой через борт доске. Доска у него под ногами закачается, и он рухнет в воду, как мешок. Плавать он не умеет, а значит, вскоре утонет обессиленный, если раньше его не разорвут на куски хищные рыбы. И все это – из-за каприза звезды, которая в виде маленького шарика через год с небольшим пройдет перед солнечным диском.

– Сейчас мы устроим этим безумцам органный концерт! Пушки на правый борт! – крикнул капитан.

– Пушки на правый борт! – подхватили матросы, и палуба покачнулась, когда они бросились дружно подкатывать к борту дека могучие орудия. Двадцать пять портов открылось одновременно, словно окна в доме, и из них высунулись наружу разогретые духотой трюма морды двадцати пяти пушечных стволов.

– Подпустим их поближе, – с сардонической улыбкой сказал капитан, достал из кармана глиняную трубку и с полнейшим спокойствием принялся ее набивать. – Аромат табака отлично сочетается с запахом пороха, – пояснил он и чиркнул красивым кованым кресалом об отполированный кремень. В чашу трубки мелким дождем посыпались искры, воспламеняя ее содержимое. Капитан несколько раз пыхнул трубкой – запахло пряностями и костром – и негромко добавил: – Месье Лежантиль, мой глубокоуважаемый пассажир, заткните, пожалуйста, уши.

* * *

Вход в дом преграждала тяжелая дубовая дверь – из тех, что открываются с характерным щелчком, стоит ввести в кодовый замок нужные цифры. За такой дверью обычно располагается похожее на коридор пространство, выходящее во двор; с правой стороны устроено что-то вроде будки для консьержа. От каменных стен коридора обычно веет холодом; здесь темно, и выключатель приходится искать на ощупь. Одним словом, так выглядит типичный подъезд дома в османовском стиле, сохранившего свои оригинальные черты.

Ксавье стоял на тротуаре возле входа, поджидая клиентов, желающих посмотреть квартиру: восемьдесят квадратных метров, окна во двор, шестой этаж с лифтом. Он следил глазами за парами, пересекающими перекресток, пытаясь вычислить чету Пишар. Пока он разговаривал с ними только по телефону. В его профессии стало обычным впервые встречаться с клиентами только для посещения конкретного объекта. Предварительные договоренности все чаще осуществляли по электронной почте. Мир как будто терял материальную основу.