Вместе с флотом
Шрифт:
Памятуя о прошлогодней аварии и гибели «Сокрушительного», у которого волны оторвали корму, Гурип решил
[184]
зайти в Иоканку, поставить дополнительные крепления и провести дополнительную балластировку, чтобы увеличить живучесть и остойчивость кораблей. Эти работы заняли около суток, после чего конвой вышел по назначению, несмотря на шторм.
А шторм превратился в ураган.
Только 150 миль оставалось до пункта назначения конвоя, когда на транспорте сорвало руль. Попытки управлять транспортом при помощи машин в такой шторм ни к чему не привели. Беспомощный пароход стал огромной металлической коробкой, гонимой по воле ветра и волн. Нередко волны достигали такой высоты, что транспорт совершенно исчезал в провалах
Решение взять транспорт на буксир, подтвержденное затем мною, Гурин принял самостоятельно, представляя всю сложность буксировки беспомощного парохода. Авария произошла в полночь, до утра нечего было и думать о спасательных работах, важно было не потерять транспорт из виду.
Выждав, когда начало светать, Гурин объявил свое решение: экипажу «Гремящего» подготовиться к буксировке «Марины Расковой», «Громкому» обеспечивать прикрытие, чтобы не допустить торпедной атаки подводных лодок противника и столкновения конвоя с плавающими минами.
Ураган продолжал трепать корабли. Сила ветра достигала одиннадцати — двенадцати баллов. Верхушки волн, иссеченные ветром, превратились в сплошную пену. Перед кораблями вставали валы такой высоты, что «Гремящий» не успевал взбираться на вершину их, и они обрушивались на него. Корпус и верхняя палуба исчезали в бурлящих потоках. Волны непрерывно перекатывались через корабль, заливали вентиляционные устройства. Грохот шторма заглушал все звуки движения, даже бешеное вращение вхолостую винтов, то и дело висевших в воздухе, едва корабль зарывался форштевнем в море. Люди на мостике, чтобы слышать друг друга, должны были кричать в ухо, а люди на юте — артиллеристы, минеры, боцманская команда, возглавляемые помощником командира корабля Васильевым и главным боцманом Речкиным,
[185]
вышедшие на аврал для подготовки буксира, — половину времени тратили на борьбу с волнами, чтобы удержаться на палубе.
В условиях, когда «Гремящий» с трудом повиновался рулю, Гурин приступил к опасному маневру — сближению с аварийным транспортом. Надо было подойти к нему на возможно близкое расстояние, чтобы люди на транспорте могли поймать бросательные концы с «Гремящего», а с ними принять буксирный трос. Малейшая неточность решала не только судьбу транспорта, но и судьбу эсминца. Столкновение судов при таком волнении моря могло привести к гибельной аварии.
Прошли часы, а не минуты, прежде чем маневр удался. Долгие восемь часов понадобились для того, чтобы передать буксирный трос на транспорт. Все это время, пока люди «Гремящего» делали свое нелегкое дело, «Громкий» был в охранении и также делал свое дело: расстрелял плавающую мину, обнаруженную сигнальщиками среди вспененного моря, и отогнал от конвоя подводную лодку противника.
Наконец буксирный трос был подан и закреплен, но испытания для конвоя еще не закончились.
Под вечер, в сумерках, когда до губы Белушья осталось по счислению еще сто двадцать две мили, буксирный трос лопнул.
Предвидя это, Гурин заранее продумал план дальнейших действий. Буксир надо было завести вторично, теперь с большей гарантией его сохранности, использовав якорную цепь и якорь транспорта. Их следовало стравить за борт вместе с буксирным тросом, чтобы они своим весом смягчали рывки.
Правильное решение обеспечило успех буксировки «Марины Расковой». Как только рассвело, транспорт был вторично взят на буксир «Гремящего», и конвой возобновил медленное движение к Новой Земле сквозь ураган, который все еще но ослабевал. Вторично «Громкий» обнаружил вражескую подводную лодку, пробомбил район обнаружения глубинными бомбами и не только не дал противнику возможности выпустить торпеды, но и вынудил его отказаться от преследования конвоя.
На пятые сутки похода (вместо 50–60 часов в нормальных условиях) эсминцы доставили транспорт в губу Белушья. По сути, они спасли его.
[186]
...Вижу
Около полутора лет назад, 26 июня 1942 года, я писал о нем в «Правде»:
«Неизмеримо возросло и отточилось боевое мужество моряков нашего надводного флота. Среди них есть немало «старых северян», которые, подобно капитану 3 ранга Гурину, превосходно изучили сложное искусство кораблевождения в изменчивых и суровых условиях Заполярья. Недаром говорят про Гурина, что нет такой узкости, через которую не сумел бы он провести свой корабль при любом шторме; нет такого шторма, который застал бы его врасплох. Эти качества добыты в походах мирного времени, в долгом и упорном труде моряка».
Характеристика Гурина стала складываться у меня с первых дней командования флотом, когда я впервые побывал на «Гремящем». Бывший пастушонок из белорусской деревни Шпильки, пришедший на флот добровольцем, Гурин тогда же произвел на меня впечатление по только человека на своем месте, но и растущего, все время расширяющего кругозор, способного быть вообще военачальником, командовать больше чем одним кораблем.
[187]
И «Гремящий» сразу понравился мне четкой организацией корабельной службы, деловой готовностью его экипажа к немедленному выполнению любого задания. Все это было результатом многих и постоянных тренировок, проводимых Гуриным без суеты и надрыва, с методической последовательностью настоящего командира-воспитателя, который не только требует, но и разъясняет, не только приказывает, но и показывает, управляет, являя тем самым пример офицерам, подчиненным ему. Дружный, слаженный воинский коллектив, каждый человек в котором — офицер и матрос — знал свое место, был подготовлен и нацелен на сознательное, самоотверженное преодоление трудностей, — таким увидел я экипаж «Гремящего» еще в мирное время.
Гурин принял этот корабль, когда последний находился в достройке у причала одного из ленинградских заводов. С тех пор все, что по сей день составляет историю «Гремящего», неразрывно связано с Гуриным. До войны — это переход из Ленинграда по Беломорско-Балтийскому каналу на Север; поход полярной ночью на помощь ледокольному пароходу «Георгий Седов», только-только вырвавшемуся из ледового дрейфа через Арктику; поход в губу Скорбиевская, где выскочила на камень подводная лодка. «Гремящий» был послан обеспечивать ее и оказывать помощь буксиром. Якорная стоянка в губе выдалась очень трудная из-за свежей погоды, но командир «Гремящего» не воспользовался неблагоприятными обстоятельствами, которые позволяли ему сослаться на них и уйти в безопасное место. Формально он мог это сделать и оставить лодку на произвол судьбы. Долг моряка — вот что оказалось сильнее всяких формальных прав и, вне сомнения, сыграло свою роль в соответствующей подготовке всего экипажа «Гремящего» к преодолению будущих трудностей, кульминацией которых стал последний новоземельский конвой.