Вместо смерти
Шрифт:
В свободные часы Петров теперь либо ходил по углам, либо плакал, - ни кванта счастья не осталось в его организме, и потому слезы лились потоком. Лились, как только он вспоминал, что остался совсем один. Ему было стыдно, ведь могли услышать соседи, услышать и позвать врача или даже полицейского, но ничего с собой поделать не мог, потому что слезы накатывали неожиданно, и ничем их было не сдержать. Петров знал тысячи людей, которые прекрасно жили, потеряв близких родственников, но быстро привыкали быть единственными на свете, привыкали никого не обнимать и ласкать, кроме собак и
Петрову надо было что-то придумать, чтобы прожить оставшиеся месяцы жизни без дум, боли и слез, но ничего не получалось. Однажды он пролежал в песке двое суток без еды и воды, и на исходе этого срока в нем остался лишь какой-то теплый комочек под сердцем. Почти мертвый, он вращался вокруг этого комочка, как обессилевший электрон понурой клячей вращается вокруг атома на самой нижней орбите, он вращался и вращался пока не понял, что этот комочек есть часть Кати, та ее часть, которая осталась ею не прожитой.
– Она отдала ее мне, и потому я живу, - понял он и вылез из горячего песка, и пошел в город, не скрываясь, пошел, чтобы умыться и выпить потом чашечку кофе и что-нибудь съесть, например, рубцы тушеные по-сирийски – Катя их любила.
13.
Он пришел в свой номер, принял душ, выкурил сигарету, надел единственный свой костюм, спустился в ресторан. Где-то стреляли, потому людей на улице и в ресторане было немного. Он уселся, чтобы обзор был шире, и можно было видеть и начало улицы и конец, заказал официанту рубцы и к ним самое вкусное блюдо из меню, и принялся пить пиво – его приносили быстро. Когда принесли еду, и он принялся есть, на веранду взошла спортивного вида женщина. Это была Катя, даже платье было ее и украшения! Петров поперхнулся; закашлявшись, потянулся за пивной кружкой и неловко ее опрокинул.
– Похоже, я к вам, - подошла женщина к его столу. – Ведь вы Василий Павлович?
Василий Павлович закивал, расширившиеся его глаза не могли оторваться от лица женщины, явившейся к нему с того света.
– Я сестра Кати. Мы с ней… мы с ней монозиготные близнецы. Она просила меня к вам приехать.
«Господи! Сколько всего может приносить жизнь!» – подумал Василий Павлович, и тут же сник: нельзя войти в одну реку дважды, нельзя.
– Вы расслабьтесь, - сказала женщина. – Я понимаю ваше состояние, и ваша реакция на мое появление мне импонирует.
Василий Павлович, пытался что-то сказать, но не смог. Слава богу, подошел официант, поднял кружку, вытер стол, и с мужским интересом посмотрев на женщину, удалился.
– Закажите мне пива, - сказала женщина. – И креветок вот таких, - показала пальчиками длину.
– И перестаньте меня бояться. Я – не Катя. Я совсем другая женщина. Совсем.
Василий Павлович заказал пива и больших креветок. Они стали рассматривать друг друга. Да, это была не Катя, хотя малюсенькое родимое пятно у нее было там же, где у Кати – на левой щеке, над краем губы.
– Меня зовут Вера, - сказала, углядев, что он рассматривает ее родимое пятно.
– Вера… - повторил заворожено.
– А как мне
– Да как хотите…
– А как вас Катя называла?
Василий Павлович задумался и ответил:
– По имени она не называла…
– А как?
– Милый, любимый… И я так же. И потому я никогда не назову вас Катей.
– Прекрасно, - засмеялась женщина. – Буду звать вас Васей. Мне нравится это имя.
– Вы знаете, - помолчав, сказал Василий Павлович, - я так любил вашу сестру, что…
– Что не сможете больше никого полюбить?
– посмотрела с иронией.
– Вы так похожи…
– Мы так с сестрой похожи, что вы сможете что-то ментальное придумать насчет перевоплощения Кати в меня?
Василий Павлович смутился.
– Не надо так со мной, - сказал он.
– Я понимаю, вы ревнуете. Но вы ведь прекрасно представляете, что для меня есть ваше появление. Теперь я смогу жить.
– Потому я и приехала. Давайте, выпьем пива и съедим этих креветок, пока они не остыли?
Они стали пить и есть. Она кокетничала, он был галантен. Когда пришла пора принять таблетку, Василий Павлович отпросился «поправить галстук». Закончив с приемом лекарства, решил помочиться, вошел в кабинку, увидел на полочке два одинаковых рулона туалетной бумаги, и тут же его мозг поразила молния.
– Они с Катей монозиготные близнецы! Значит и Вера больна той же самой болезнью и скоро умрет!
Василий Петрович бессильно опустился на стульчак, зарыдал. Когда слезы кончились, он смирился. Воля его была подавлена, лицо кривила улыбка: - Как здорово они все придумали! Мне уже плевать на собственную жизнь, на собственную болезнь, я думаю лишь о чужих жизнях и болезнях. Я думаю о Кате и Вере, я думаю, зачем я убил Камаля, Ибрагима, Касима, Малика, Мансура. Которых обманула какая-то сволочь, дала им денег, машины, дома, задарма без всякого калыма привела белокожую невесту-француженку или англичанку. Они вмиг чудесным образом получили то, что в прежней жизни им и не светило. И это чудо укрепило их веру, веру в то, что, погибнув в джихаде, они получат на небесах несоизмеримо больше.
Нет, надо думать меньше, а то сойду с ума, да и Вере мое состояние вряд ли придется по душе…
14.
Выйдя из туалета, Петров не сразу пошел в зал, встал за портьерой. Вера сидела, искала что-то в сумочке. Найдя нужное – прозрачную пластиковую баночку – вынула из нее красную продолговатую таблетку, оглянувшись, проглотила, запила минеральной водой. Василий Павлович, смирившись с увиденным, пошел к ней, сел напротив, стал смотреть в глаза.
– Вы догадались… - сказала женщина, мягко улыбаясь.
– Да, - покивал он. – Вы ведь монозиготные близнецы?
– Забудьте об этом. Я не умру, - коснулась ладошкой его руки.
– Вы хотите сказать, что не умрете на моем веку?
– Какой вы глупый! Говорите лучше о пустом. Веселитесь! А потом поедем ко мне пить кофе со сливками.
Минут через десять где-то недалеко взорвалась мина. По улице побежали люди. Одни к месту взрыва, другие прочь. Василий Павлович и Вера бежали друг к другу со скоростью ветра. К концу ужина они уже были единым существом, они чувствовали себя любящими супругами и верными друзьями.