Внуки
Шрифт:
— Будь так добр, возложи на могилу мой венок.
Раздались звуки органа. Провожавшие вошли в часовню. Фрида Брентен осталась сидеть на скамье.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
I
— Памятник воинам, павшим в тысяча восемьсот семидесятом — семьдесят первом годах, если помните, прежде стоял на эспланаде. Прекрасное место, в центре оживленного городского движения. После восемнадцатого года тогдашний сенат[17] постановил перенести его на берег Альстера.
— Очаровательное
— Конечно, дорогой мой, но там памятник уже не выполняет своего назначения. А этого, именно этого добивались социал-демократические бонзы. Памятник воинам? Ну его! Не нужен такой памятник! Сослать в безлюдную идиллическую местность! Предлог под рукой — мешает уличному движению.
— Уж они нахозяйничали, эти кретины! Но мы же многое переделали по-своему, господин сенатор, почему бы не исправить и это? Перенесем памятник на старое место.
— Я уже не раз предлагал. И мне всегда отвечали, что есть дела поважнее. А я говорю, что поддерживать в народе солдатские традиции — наше важнейшее дело и с моральной и с политической точки зрения. Не говоря уже о том, что этот памятник поставлен в честь победы нашей нации.
— Я могу только от всего сердца поддержать вас.
Западный берег Аусенальстера и прилегающие к нему районы Харвестехуде и Роттербаум давно уже облюбовала городская знать. Роскошные виллы с обширными парками тянулись вдоль озера Альстер на протяжении многих километров. Эта часть города, размахнувшаяся широкой дугой, замкнутая обширным торгово-промышленным районом, в двух шагах от центра, была словно оазис богатства и обладала прелестью почти что загородного пейзажа.
Полицей-сенатор Рудольф Пихтер «занял» виллу советника юстиции Якоба Розенбаума, арестованного «за антигосударственные происки; его семью выселили «по расистским мотивам». Великолепная веранда этой виллы, расположенной на Фонтеней, выходила на Аусенальстер; здесь сенатор и его гость, обер-инспектор Венер, ждали государственного советника доктора Баллаба. Пихтер знал, что его первого инспектора посылают с важным заданием в Берлин, но с каким именно — даже он пока не мог выведать. Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер стал шефом всей германской полиции. Может быть, он намерен дать Венеру пост в центральном аппарате? Может быть, Венер обгонит его, полицей-сенатора Пихтера, по служебной лестнице?.. Дельный человек, даже весьма, идет напролом, беспощаден; есть инициатива, решимость и прежде всего жестокость. Гиммлер, как известно, благоволит к подчиненным, обладающим этой чертой. Пихтер старался угадать, кто же обратил внимание Гиммлера на Венера. Надо думать — Баллаб. В результате — еще один нужный человек уходит.
— Пейте, Венер. Не понимаю, почему государственный советник заставляет так долго себя ждать. Можно налить?
— Благодарю, господин сенатор.
— «Французов истый немец не выносит, но вина их охотно пьет». Здорово сказано, не правда ли? Ха-ха-ха!.. Случалось и старичку Гете обмолвиться разумным словечком!.. Ха-ха-ха!
— Господин государственный советник разрывается на части… Уж слишком много у него обязанностей, — сказал инспектор.
— Скажите, пожалуйста, Венер, я не хочу забегать вперед, но вам известно, о чем мы будем сегодня совещаться?
— Нет, господин сенатор! Не имею представления! Думаю, что предполагается какая-нибудь операция.
Пихтер тихонько рассмеялся, делая вид, будто ему-то известно больше.
— Повторяю — не хочу забегать вперед. За ваше здоровье, Венер!
Гейнц Отто Венер вскочил
— За ваше, господин сенатор.
Он думал, глядя поверх стакана на полицей-сенатора: «Для чего же все-таки мы понадобились ему? Нет, видно, тут дело поважнее, чем простая операция». Он протянул сенатору опорожненный стакан и решительно сказал:
— Благодарю, господин сенатор.
— Была бы здесь жена, уж она устроила бы все как следует. Большая она мастерица по этой части.
— Ваша супруга на даче, господин сенатор?
— Лечится в Баден-Бадене. В последнее время что-то прихварывает. Переворот, волнения, новые обязанности — все это на ней сильно отразилось.
У дома остановился «мерседес». Пихтер подошел к краю веранды. Внизу защелкали каблуками дежурившие у виллы полицейские. Сенатор поспешил навстречу государственному советнику.
Поднялся и Венер. Он все же почувствовал некоторое беспокойство и старался угадать, что здесь произойдет. Государственный советник хочет с ним говорить? К тому же еще на квартире у Пихтера? Значит, дело не совсем обычное. Судя по поведению сенатора, пожалуй, нечто приятное для него, Венера.
Государственный советник доктор Баллаб вошел на веранду в сопровождении сенатора, поднял правую руку и произнес обычное приветствие:
— Хайль Гитлер! Уж извините, господа, что заставил вас ждать. Всегда вклинивается что-нибудь неожиданное. Как вы себя чувствуете?
— Превосходно, господин государственный советник.
— А вы, дорогой обер-инспектор?
— О-о, господин государственный советник, — пролепетал Венер, против обыкновения непритворно смутившись. — Не могу пожаловаться.
— Вид у вас у обоих превосходный. Но давайте же сядем. — Доктор Баллаб сел первый.
— Стаканчик божоле, господин государственный советник?
— Никогда не отказываюсь, вы же знаете.
— Если станет свежо, мы переберемся в курительную.
— Да нет, на воздухе чудесно… Кстати, Пихтер, я вам говорил о посещении новой школы летчиков под Нюрнбергом?.. Нет? Что вам сказать!.. Какими словами описать? Неповторимое, единственное в своем роде учреждение! Называется оно школой, а по существу, это академия. Все там в величественных масштабах, оборудовано по последнему слову техники… Учебные залы, общежития, машины — грандиозно, грандиозно. Проектировалось по инструкциям фюрера — понимаете? Здесь не экономили, здесь и самое лучшее считалось еще недостаточно хорошим. Это питомник будущих наших пилотов… Ах, быть бы на двадцать лет моложе… Жить жизнью орлов, как эти юноши. А что за человеческий материал!.. Отборнейший из отборного. Просто радостно смотреть на этих парней — рослые, белокурые, тела натренированы, заряжены неукротимой энергией! Следовало бы вам съездить и поглядеть, Пихтер. Двести — триста тысяч таких молодцов, и, уверяю вас, мы перевернем всю Европу.
Государственный советник, улыбаясь, повернулся к Венеру.
— Вы, бедные кроты-пехотинцы, даже представления не имеете, что значит парить в облаках, схватиться один на один с противником, это же современный рыцарский турнир.
Венер думал: «А тебе это откуда известно?» Но по долгу службы с восторгом смотрел на государственного советника. Тот был, надо признаться, эффектен, спортсмен до мозга костей, ни грамма лишнего жира, мускулистый, подвижной. Венер взглянул на Пихтера.
Да, оба они расплылись: брюшко, жирная шея. Редко испытывал он, глядя на себя со стороны, такое неприятное чувство, как в эту минуту. Он попытался спасти положение шуткой: