Внутренний враг
Шрифт:
Золото мое прибыло, поэтому на рассвете я мирно спал. Меня разбудил Карагез, яростно тряся за плечо.
— Султан-бей! — говорил он. — Идемте скорей. Могут взбунтоваться!
Я вылез из постели, надел брюки, ботинки, свитер и выскочил за Карагезом. Фахт-бей сидел в машине у ворот. Дверь он держал открытой, и несмотря на тусклый свет раннего утра я заметил бледность его лица.
— В госпиталь, — сказал он, и водитель погнал туда машину.
— Они стали собираться еще перед рассветом, — начал рассказывать Фахт-бей. — Где-то прослышали,
— Кто?
— Мамаши.
— Почему?
— Из-за названия.
— Мне это не кажется большой бедой, — сказал я.
— Вот как? — возмутился он. — Если мы потеряем поддержку матерей этого района, наш запас свидетельств о рождении будет исчерпан! Поэтому смотрите — к ним нужен осторожный подход.
— Мне-то чего смотреть? — разозлился я. — А остальные, кто здесь работает от Аппарата? Разве это не ваше дело?
— Это ваш госпиталь. Совет офицеров не снимал с вас ответственности.
— Мне приходится делать все! — взвыл я.
— И смотрите — поосторожней с пикетом, — посоветовал он.
— Какой еще пикет?
— Из местных врачей и их ассистенток.
Когда мы подъехали к госпиталю, там собралась большая толпа. В основном она состояла из мамаш и детей. Стояли они смирно — туркам это свойственно. Они очень послушный народ, особенно перед тем как взорваться. Они покорны воле Аллаха. Но, кажется, Аллаху при первой же возможности желательны священные войны. Я пробрался сквозь толпу. Многие в ней кашляли. В Турции эпидемия туберкулеза. Люди обращали ко мне глаза — больные глаза. В Турции также эпидемия трахомы. Встречались искривленные конечности и неизбежные здесь язвы.
Горы земли вокруг больницы не были еще превращены в ландшафт. Но само здание, низкое и обширное, производило сильное впечатление. К нему подходили широкие ступени, ведущие к большой парадной двери. Поблизости, на большом белом щите был изображен красный полумесяц. Обычно на Земле на машинах «скорой помощи» и тому подобном изображается красный крест, но в Турции — полумесяц, являющийся символом нового рождения. Еще одна большая надпись гласила:
«Международный благотворительный госпиталь сострадания и милосердия. Строительная компания „Мадлик“».
Ничего предосудительного в ней я не нашел. Какой еще бунт? Фахт-бей вечно преувеличивает. Я поднялся по широкой лестнице, проталкиваясь через стоящую на ней толпу, и столкнулся с пикетом.
— Стойте! — сказал человек с властным видом, держащий в руках Плакат. — Всякий, кто переступит линию пикета, оскорбит турецкую национальную гордость. — Он указал на плакаты. На них неровными буквами было написано: «Несправедливо по отношению к организованной медицине!» «Штрейкбрехеры — вон!» «Долой благотворительность!»
Доктора и их помощники с плакатами выглядели весьма решительно. На верхней площадке, где кончались ступени, поднималось возвышение. Вероятно, пьедестал для еще не прибывшей статуи. Фахт-бей подталкивал меня сзади. Выбора не было. Я взобрался на пьедестал.
Какое
Какое множество больных глаз, сколько кашляющих! Сколько изувеченных болезнью рук тянется вверх! Я знал, что министерство здравоохранения и социального обеспечения Турции очень активно борется против болезней. А также и министерство труда. А кроме того, и множество филантропических организаций. Но заболеваемость в Турции оставалась большой проблемой. Я и не представлял себе, что вокруг так много больных. Отбросы общества.
Я открыл рот, желая сказать им всем, чтобы они расходились по домам, но мне не дали такой возможности. Дюжий врач из пикета стал кричать:
— Я учился в Соединенных Штатах! Я знаю, как должна быть организована врачебная практика! Бесплатных клиник быть не должно!
Моментально пикет окружил пьедестал, и на меня посыпались удары плакатов и палок.
Я уворачивался как мог и пытался защищаться. Пикетчики принялись кричать нараспев, в такт своим воинственным выпадам:
— Бесплатным клиникам — нет! Бесплатным клиникам — нет!
— Конечно, бесплатных клиник не будет! — заорал я высоким голосом.
Толпа неожиданно активизировалась. В воздух полетели комья грязи, да так густо, что вокруг потемнело. Они швырялись грязью в меня Доктора утихомирились первыми. Дюжий повернулся к толпе:
— Вы слышите? Бесплатных клиник не будет!
В тот же момент комья полетели и в меня, и во врачей! Злые крики, презрительные насмешки слились в угрожающий рев.
— Где силы правопорядка? — крикнул я Фахт-бею, который сжался от страха в дальнем конце лестницы.
— Это ваш госпиталь! — крикнул он, перекрывая гул толпы.
Ком грязи ударил мне в лицо и сшиб меня с пьедестала. Из носа у меня потекла кровь.
Внезапно худой высокий человек в белом халате вспрыгнул на пьедестал и поднял руки над головой. Это был Прахд Бителсфендер!
Люди перестали швырять грязь, ожидая, что он скажет.
На рафинированном, ученом турецком языке Прахд заорал что есть мочи:
— Сограждане! Братья турки! Сегодня я выступаю перед вами с громким призывом к свободе! Пора, давно пора, чтобы мы, дети Аллаха, встали все как один и сбросили со своих шей железную пяту иностранного угнетателя!
Нос у меня так кровоточил, что, казалось, я весь изойду кровью. Я вспомнил, что в госпитале должна быть холодная вода, попятился к двери и вошел в вестибюль, все еще слыша голос Прахда: «Объединенная Турция, обратившись против своих жадных врагов за рубежом…» Остальное я уже не слышал.
Войдя в ванную и закрыв за собой дверь, я нашел кран с холодной водой, сел на унитаз и приложил к шее смоченную туалетную бумагу. Я знал, что в любой момент толпа может сорвать дверь и растерзать меня на части, но мой нос и моя драгоценная кровь были на первом месте. Наконец наступила долгожданная минута, когда кровотечение прекратилось. Снаружи было очень тихо. Неужели прибыли войска и перестреляли их всех?