Внутренняя линия

Свержин Владимир Игоревич

— Так точно.

— Вот и выполняйте. А теперь макайте, макайте хлебцы в масло — очень рекомендую. Минестроне тут отменное. Между прочим, любимое блюдо Леонардо да Винчи.

ГЛАВА 24

«Приукрашивать войну — все равно что развешивать рождественские гирлянды в преисподней».

А.И. Деникин

Конец мая 1924

Полковник Варрава жестом фокусника выложил на стол документы:

— Вот,

пожалуйста, Владимир Игнатьевич! Все, как вы заказывали! Здесь удостоверение капитана дефензивы [30] Владзимежа Михульского. Можете не волноваться — документ самый что ни на есть настоящий! Спасибо нашим друзьям в Варшаве — при случае никто не будет задавать лишних вопросов: кто вы и что делаете в приграничной полосе.

— Хорошо, — кивнул генерал Згурский. — В прошлый раз с этим были определенные трудности.

— Вот и я подумал: три дюжины грибников с военной выправкой, да при оружии — тут надежное прикрытие необходимо. Идем дальше. Офицерская книжка первой дивизии Бэй-Булак-Балаховича на имя Владимира Ивановича Шестоперова, подполковника, кавалера и прочая, прочая, прочая. Прошу любить и жаловать.

30

Дефензива — контрразведка и политическая полиция в Польше 1918–1939 гг.

— Спасибо, хорошая работа.

— Ну что вы, это ерунда! Почти ничего не стоило. А вот с этим было сложнее. — Георгий Никитич развернул удостоверение с потертой советской эмблемой на обложке. — Особоуполномоченный ГПУ Владимир Янко.

— Да… — разглядываю собственную фотографию под серпасто-молоткастой печатью, покачал головой Згурский. — Тонкая работа.

— Труднее всего было вывести следы крови. Если желаете, есть красноармейская форма. Даже орден Красного Знамени имеется.

— Думаю, это лишнее. Не стоит привлекать особого внимания. Неудобно, конечно, но обмундированием, если что, придется разжиться уже по ту сторону границы. Что у нас с деньгами?

— Спасибо террористам генерала Кутепова — деньги есть.

— Хорошо. А какова судьба хозяина этого удостоверения? — Згурский указал на «корочку» подполковника.

— Получив на руки деньги, он моментально купил билет в Прагу и отбыл туда, не предупреждая никого из «дровосеков». Я отослал распоряжение Комаровскому зачислить его в штат коммивояжером.

— Значит, его исчезновение не удивит и при случае будет вполне проверяемо. Кстати, Георгий Никитич, отпишите Комаровскому, чтобы готовил засылку Шведова.

— Жалко подполковника.

— Жалко, — согласился Згурский. — Но если бы он и его люди лучше стреляли, возможно, сегодняшние действия не понадобились бы. Так что пишите.

— Слушаюсь, ваше превосходительство, — со вздохом сказал Варрава.

— Ответственность за проведение этого этапа операции я возлагаю на руководство нашего пражского филиала. — Згурский открыл окно своего кабинета.

Благоухал май, цвели розы, слышался чей-то смех. Владимир Игнатьевич прикрыл глаза. Перед ним вновь предстала заполненная народом шумная набережная праздничной Ниццы.

— …Как здесь хорошо, Володенька.

Как восхитительно! — Танечка Кречетникова, юная, тонкая, грациозная, как первый весенний ландыш, кружилась по мраморным плитам, заразительно смеясь, радуясь солнцу и морю, наполненному блеском волн. — Так будет всегда, ведь правда же, Володенька?

Это был третий или четвертый день их знакомства. Сначала Згурский решил, что ослышался. Он — не юный мальчишка, боевой офицер, прошедший уже две войны, форсировавший реки крови, — и эта девочка… Должно быть, она оговорилась, назвав его так ласково. Но имя прозвучало вновь, и подполковник Згурский моментально понял, что окружен, разбит и взят в плен. Понял, что его больше не жжет холодный пламень, что сердце стучит, и нет счастья большего, чем глядеть в ее глаза и ловить ее улыбку…

— Владимир Игнатьевич, — окликнул полковник Варрава. — А насчет доспеха вашего разве не желаете полюбопытствовать?

— Да-да, конечно. — Згурский провел ладонью по лицу, отгоняя видение. — Показывайте.

Варрава подошел к двери, приоткрыл ее и скомандовал внести чудо техники.

— Полюбуйтесь, — показал он замаскированный офицерской гимнастеркой доспех. — Ей-богу, если все пройдет, тьфу-тьфу, удачно, надо будет это приспособление на киностудию продать. Замечательное, доложу я вам, устройство получилось!

— Безопасное?

— Обижаете, Владимир Игнатьевич! За основу взят панцирь из сплава, разработанного подполковником Чемерзиным. На всякий случай, мы приобрели модель весом два с половиной фунта.

— Я слышал об этих панцирях, но самому видеть не доводилось. Они что же, настолько хороши?

— Пулю из трехлинейки такой панцирь держит с восьми шагов. Помнится, в июне девятьсот пятого года в Ораниенбауме один из подобных доспехов обстреливался пулеметной ротой. Из восьми стволов! На дистанции триста шагов в него попало тридцать шесть пуль. Не то что пробоины — трещины не оказалось! Браунинг держит с полушага, пулей маузера полумиллиметровая пластина не пробивается с трех шагов. Правда, стоит, зараза, как автомобиль! При царе-батюшке от полутора тысяч до тысячи девятисот рублей.

— Да, изрядно, — поднял брови Згурский. — Такие бы кирасы в последнюю войну ох как не помешали бы! Что ж это за сплав такой чудесный?

— Того, кроме Чемерзина, никто не знает. А судьба его самого, увы, неизвестна. Знаю только, что в сплав входят платина, серебро, иридий, ванадий, железо, естественно. Но что еще и в каких пропорциях — можно лишь гадать.

— Понятно. Вот что, Георгий Никитич, сделайте-ка любезность — наведите справки, где ныне этот Чемерзин. Если, дай бог, жив — в нашем производстве очень бы пригодился.

— Сделаем, ваше превосходительство! Но позвольте досказать. В нужный момент вы должны хлопнуть рукой вот сюда — сбоку, аккурат под карман кителя. Произойдет воспламенение детонатора…

В дверь постучали.

— Господин генерал, разрешите войти? — На пороге стоял адъютант Згурского с газетой в руке.

— Что вам?

— Прибыл свежий номер «Пари трибюн», — отчего-то запинаясь, сказал он.

— Она выходит каждый день — это что, повод нас прервать?

— Простите, ваше превосходительство, но тут…