Во имя любви к Магии

Грин Саймон

– Я выгнал всех и, когда убедился, что место в моём распоряжении, поднялся на сцену и произнёс то, что смог вспомнить из монолога Гамлета. Должно быть, я был действительно ужасен, потому что дух одержимости обрушился на меня, как гнев Божий, но моя голова - это моя голова.

– Я призвал то, что бы это ни было, проявиться, и прямо передо мной появился призрак: высокий и статный, с прямой спиной и благородным челом, одетый в самый настоящий Викторианский наряд. Он был рад, что кто-то наконец увидел его, и в итоге мы мило побеседовали.

Максимиллиан

Львиное Сердце был кумиром прежних времён, которому очень не нравился современный стиль актёрской игры, весь этот метод, бормотание и отсутствие страсти. По его словам, он хотел показать сегодняшней публике, что такое настоящее выступление, но он просто скучал по своему времени и по тому, чтобы быть в центре внимания. Актёрство было делом всей его жизни, и он не был готов отказаться от этого.

– Я внимательно осмотрел призрака своим Зрением и обнаружил, что на спине у него сидит демон. Мерзкая тварь глубоко вонзила когти, чтобы питаться его болью и нуждой. Я достал из рюкзака пару особых перчаток, специально связанных бородатыми монахинями храма Святого Бафомета…

Перчатки позволили мне схватить демона и сорвать его со спины призрака. Я засунул мерзкую извивающуюся тварь в рюкзак вместе с перчатками, а затем с помощью своего атамэ вырезал в реальности дверь, ведущую в загробный мир.

Я сказал Максу, что льющийся свет - это самый большой прожектор в мире и что его ждёт величайшая аудитория всех времен. Он горячо поблагодарил меня, выпрямился и гордо шагнул в дверь.

– Есть причина, по которой ты мне всё это рассказываешь?
– Вежливо спросила Аманда.

– Это помогает мне отвлечься от мыслей о том, что я заперт в клетке, полной шипов, - сказал я.

– Конечно, - сказала Аманда.
– Как ты избавился от демона?

– Я перегнал его эктоплазму в концентрат, перелил в бутылку и закопал на освящённой земле, - жестко ответил я.
– Неужели тебе действительно нечего мне сказать?

– Мы не в современном театре, - сказала Аманда.
– Это оригинальный “Глобус”, - тысяча шестьсот пятнадцатого года.

– Почему ты всегда так уверенно называешь дату?
– спросил я.
– У тебя есть встроенный календарь?

Она бегло улыбнулась.
– Что-то вроде этого. Как много ты знаешь об этом периоде, Джек?

Я на мгновение задумался.
– Елизавета умерла в тысяча шестьсот третьем, так что на троне оказался Джеймс. Насколько я помню, он не очень любит магию… Эй, подожди-ка. Кто-то говорил мне, что первоначальный Глобус сгорел в 1613?

– Так и было, - ответила Аманда.
– А это значит, что мы оказались в ловушке в здании, которого вообще не должно было существовать. Интересно, не правда ли?

– И мы всё ещё в прошлом, которое было до переписывания?
– сказал я.

– Конечно.

– Так что же здесь происходит?

– Все магические расы покинули этот мир, - сказала Аманда, - и большинство древних монстров вместе с ними. Но здесь ещё остались магические

колодцы и те, кто черпает из них силу.

Я подождал, но ей больше нечего было сказать. Я вернулся к изучению открытой площадки за сценой. На земле лежали свежие опилки, но ничто не указывало на то, что по ней недавно кто-то ходил. Быстрый взгляд подтвердил, что все многоярусные сиденья так же пусты. Театр “Глобус” был в нашем с Амандой распоряжении. Но почему мы оказались здесь и в это время?

– Ты уверена в дате?
– спросил я.

– О, пожалуйста, - сказала Аманда.
– Я всегда права.

Я приподнял бровь.
– Мерлин сказал это в Камелоте.

– Он перенял это у меня.

– Если это действительно 1615-й, - сказал я, не желая отступать - из общих соображений, - то мы не встретимся с Шекспиром. Он уехал домой в Стратфорд-на-Эйвоне после того, как его театр сгорел.

– Но зачем вам оборванец Вилли, когда у вас есть я?
– сказал громкий и весёлый голос.

Из-за левой кулисы вышел высокий, хорошо сложенный человек. У него были длинные рыжие волосы, красивое лицо и улыбка разбойника. Одет он был по Елизаветинской моде, и весь его наряд соответствовал драматизму момента. Я смог разглядеть эфес шпаги, висевшей в ножнах у его бедра.

Он остановился перед нами с Амандой и широко улыбнулся, как будто с его появлением всё должно вернуться на круги своя.

– Кристофер Марлоу, к вашим услугам, - произнёс он, отвесив нам элегантный поклон, сопровождаемый размашистым движением руки.
– Известный в городе драматург, поэт и остряк. А также шпион, дуэлянт и интриган. Зовите меня Кит…

– Я - Джек Даймон, - сказал я.
– Аутсайдер.

Он приподнял аккуратно подстриженную бровь.
– Я и есть нынешний Аутсайдер, Сэр. Я не знал, что доктор Ди назначил на мою должность другого.

– Я не местный, - сказал я.
– Это моя спутница, Аманда.

Кит вежливо кивнул ей.
– Я под впечатлением.

– Я была на первом представлении вашего “Doctor Faustus”, - сказала она.
– Мне понравился фейерверк.

Кит скорбно покачал головой.
– Мои речи были подобны фейерверку и не нуждались в украшениях, но неотёсанных людей это впечатляет. И владельцы театра настояли на своём.

– Я не знал, что вы - Аутсайдер, да ещё и драматург, - сказал я.

– Мне поручено бороться со всеми противоестественными угрозами Короне и стране, - ответил Кит.
– Человек с тайной властью и влиянием, и всё же каким-то образом я здесь, пойманный в ловушку и запертый в этом театре, как и вы.

– Вы не заперты в клетке, - сказал я.

– Может, моя тюрьма и не так очевидна, как ваша, но, уверяю вас, она держит меня так же надёжно. Кит некоторое время изучал острые шипы на внутренней стороне моей клетки, а затем понимающе подмигнул мне.
– У меня сохранились воспоминания об одном публичном доме в Дептфорде, где за подобное обращение пришлось бы хорошо заплатить.