Во мраке Готэма
Шрифт:
– А как насчёт вещественных доказательств? – я тоже начал злиться. – Или свидетелей? Что угодно, подтверждающее или опровергающее причастность Фромли. Если бы вы детально описали всё полиции, она бы разобралась.
– Прошу вас, - произнёс Алистер, - не думайте, что я всё пустил на самотёк. Когда он нам признался, был уже октябрь 1903 года. Прошёл почти год с убийства Мойры Ши в августе 1902 года. Вы прекрасно знаете, как плохо сохраняются места преступлений даже в течение суток после самого преступления.
Он был прав. Времени прошло слишком много. Отсутствие интереса к вещественным
– Но вы должны были попытаться, - заспорил я. – Могли быть и другие вещественные доказательства, связывающие его с совершённым преступлением. Дело могло быть пересмотрено в свете имеющейся у нас теперь информации.
– Вы забываете об одном важном моменте, продолжил пояснение Алистер. – Существовали расхождения между рассказами Майкла и конкретными деталями убийства Ши. Он признался нам в своей мотивации, и, несомненно, смерть Ши полностью соответствовала его возможному выбору орудия убийства.
Но он продолжал путаться в деталях: изменялось время нападения, одежда мисс Ши. Это важные детали, которые убийца должен был знать. Было установлено, что она села на поезд, отправлявшийся в час дня, и на ней были жёлтая блузка и тёмная юбка. Майкл должен был быть уверен в этих деталях. Но не был. Поэтому мы и стали сомневаться в истинности его признаний.
«Нет, именно Алистер забыл об одном важном моменте».
– Значит, вы колебались, стоит ли вам действовать, - начал я, - потому что признание Майкла могло быть ложным. Но не вам было это решать. Вам не показалось, что стоило поговорить с полицией? Даже ваш друг судья Хансен мог бы напомнить вам о вашей ответственности. Сохранение всего в тайне было ни больше, ни меньше – препятствие правосудию.
Алистер слегка покраснел.
– Я сомневался ещё и из-за важности нашей работы. Рассказать о виновности Майкла было равносильно тому, чтобы выбросить в урну поразительные исследования, которые могли принести пользу. Рисковать этим было практически немыслимо.
Его тон стал жёстким.
– Сначала я был подавлен, считая, что вся наша работа бессмысленна. Мы были уверены, что Майкл был ещё «формирующимся преступником», не ставшим им полностью, что позволило бы нам оценить его реабилитационный потенциал. Этого никто прежде не делал! И вдруг наше исследование грозит оказаться несостоятельным: если Майкл перешёл черту и всё же совершил убийство, какой прок от такого исследования? Наши усилия были направлены на то, чтобы не дать ему перейти от своих жестоких фантазий к действию.
Он на секунду замолчал и продолжил с всё возрастающим возбуждением.
– А потом мне пришло в голову, что изменились лишь предпосылки исследования. Мы могли начать с положения о том, что Майкл Фромли был убийцей, когда мы начали с ним работать.
Представляете, насколько более впечатляющими были бы результаты, если бы нам удалось его реабилитировать?! Сотрудники каждой тюрьмы ломились бы к нам за информацией о реабилитации.
Каждый психолог приходил бы к Фреду, чтобы проконсультироваться, какое лечение будет пригодно в том или ином случае. Каждый юрист анализировал бы последствия вынесения приговора. Социологи смогли бы пересмотреть вопросы
На этом месте я его прервал.
– Если бы только вы не потеряли след этого признавшегося убийцы и не отпустили его к ничего не подозревающему населению. Как вы могли хоть на секунду подумать, что ваши исследования важнее, чем подобный риск с человеческими жизнями?
– Конечно, я так не думал, - тихо ответил Алистер. – Я никогда не думал, что дело дойдёт до такого.
– И даже если оставить в стороне ваше решение сохранить всё в тайне, когда Майкл впервые признался в убийстве… Вы даже не сообщили, что он представляет опасность, когда Фромли пропал две недели назад!
– Мы искренне верили, что он был на пути к успешной реабилитации. Мы не думали, что он может представлять определённую угрозу.
– Но вы волновались настолько, что связывались с полицией каждый день, - отрезал я, - просто чтобы удостовериться, что ни одно происшествие не может быть связано с Фромли. Да, вы сделали многое, но не оповестили полицию об опасности. Тогда они, возможно, бросили бы всё на поиски Фромли и, в первую очередь, уберегли от проблем его самого.
– Если вы не будете слушать мои объяснения, то нет смысла продолжать этот разговор, - произнёс Алистер.
– Я слушаю, - ответил я. – Я слушаю очень внимательно и очень хочу понять. Но сделанный вами выбор кажется мне настолько безрассудным, что мне сложно это сделать.
Мы оба замолчали и окунулись в раздумья. Мы оказались в тупике.
– Мне нужно знать ещё всего одну вещь, - тихо произнёс я. – Если бы вы знали о Мойре Ши с самого начала, вы бы всё равно настаивали на снятии обвинений с Майкла Фромли и передачи его под вашу опеку?
Его ответ был очень важен для меня. По моему разумению, вопрос его намерений был первоочередным.
Принял ли Алистер это безрассудное решение, потому что был ослеплён важностью своих исследований?
Или он был настолько высокомерен, что считал свои интеллектуальные интересы превыше всего, а остальной мир может катиться к чертям?
Наступила длинная пауза. Я ждал ответа.
Наконец, он взглянул мне в глаза, и я увидел в них откровенность и опасение.
– Я не знаю.
И он обмяк на стуле.
– Как вы теперь собираетесь поступить, Саймон? Продолжим работать, как и планировали? Или вы забьёте тревогу и поделитесь со всеми данной информацией?
Мой ответ полностью повторял его слова.
Я посмотрел на него.
– Я не знаю. Как и вы.
Глава 16
К тому времени, как я вернулся в Добсон, было уже полдвенадцатого ночи. Несмотря на поздний час, Джо ещё не спал и читал книгу в передней комнате, переоборудованной под его палату для выздоравливающих.
Он предпочёл эту комнату с видом на улицу, железнодорожную станцию и фабрики, а не спальню на втором этаже, где бы он был изолирован от привычного ритма жизни городка.