Во власти бури

Хармон Данелла

Брови ее были неодобрительно сдвинуты, губы слегка надуты. Досада и тревога боролись в ней, попеременно одерживая верх.

— Что ты видишь? Говори, я тоже хочу знать!

— Зубы.

— Зубы? В каком смысле зубы? — Ариадна не решилась уточнить, тем более что ветеринар как раз сунулся в самый рот Шареба. Девушка поймала отчаянный взгляд жеребца и отвернулась, но смотреть в сторону было выше ее сил. Она снова уставилась на светлые волосы Колина, на его затылок.

— Зысеблужен… — послышалось невнятное.

— Что? — в ледяном ужасе

переспросила она, решив, что это название болезни, от которой умирает Шареб.

— Язык весь обложен, — повторил Колин, повернувшись к ней с рассеянной полуулыбкой, потом вытянул изо рта жеребца что-то длинное и осклизлое на вид.

Шареб дернул головой, пытаясь вырваться.

— Тихо, болван ты эдакий! — вдруг резко приказал Колин.

Шареб тотчас повиновался, словно был образчиком кротости.

— Свети ему прямо в горло, Ариадна, иначе я ничего не увижу!

Рука онемела от напряжения, и девушке пришлось поддержать ее другой. Колин, казалось, собирался сунуть голову между разверстыми челюстями Шареба, как если бы то была пасть льва.

— Ага!

— Что?!

— Я так и думал.

— Господи.что?!

Как-то ухитряясь при этом не выпускать уздечку, Колин сунул руку глубоко в горло жеребца. Тот сделал конвульсивное движение, по шее прошла судорога, и Колин поспешно выдернул руку.

— Твой ненаглядный ухитрился засадить себе в горло инородный предмет… проще говоря, обломок ветки. Теперь эта штука крепко сидит у него во рту. Послушай Ариадна, разве я не говорил, что надо кормить его подходя шей пищей?

— Но я никогда… Как ты сказал — обломок ветки? — Ариадна испытала такое облегчение, что у нее подкосились ноги. Она с трудом удержалась на ногах. — Но как у него во рту мог оказаться этот обломок?

— Не знаю. Знаю только, что он выгнут дугой вдоль неба и крепко застрял. Может, так и оставить? Будешь привязывать к нему кусок веревки и использовать вместо уздечки. Удила не понадобятся.

— Но, Колин…

Ветеринар пожал плечами, улыбнулся в знак того, что шутит, и одним быстрым движение извлек изо рта Шареба то, что при ближайшем рассмотрении и впрямь оказалось частью ветки с острыми окровавленными краями. Потом взял из ослабевшей руки Ариадны лампу, поставил на землю и повернулся поощрительно потрепать по шее жеребца.

— Что ж, дружок, я очень надеюсь, что это послужит тебе уроком. Питаться надо сеном и овсом, а не бог знает чем.

Колин не возражал — более того, всем сердцем приветствовал любовь дочери старого графа Уэйбурна, но его совсем не порадовали чувства, вспыхнувшие по отношению к нему в ее жеребце. Любовь Шареб-эр-реха оказалась чувством весьма обременительным.

После триумфального извлечения ветки изо рта он, как привязанный, последовал за своим спасителем в рощу и ждал, пока тот упакует и закроет сундучок — тот самый, насчет которого он еще недавно лелеял злобные намерения.

Когда ветеринар отправился к ручью умыться и вымыть руки, жеребец потрусил следом и не двинулся с места, пока ритуал

не был завершен. Оттуда они, опять-таки вместе, вернулись в лагерь, причем старина Гром выразил свое мнение издевательским ржанием. Но даже это не сбило Шареба с однажды выбранного курса — он собирался и дальше выражать свою бесконечную признательность. Когда бывший недруг подошел к Ариадне и обнял ее, он не только не возмутился, но приблизился вплотную и одобрительно задышал ветеринару в затылок.

Колин понял, что его терпение на исходе. Повернувшись, он странно посмотрел жеребцу в глаза.

— Я уже все понял, Шареб. Довольно, ты сказал свое «спасибо».

— Ты завоевал его дружбу на веки вечные, — не без иронии заметила Ариадна.

— Сдается мне, лучше иметь эту лошадь в числе врагов, чем друзей, — сухо ответил Колин, но в душе ему льстила откровенная благодарность животного с таким крутым нравом.

Пожалуй, и в самом деле иногда он чувствовал себя настоящим героем, даже сейчас.

Ариадна засмеялась шутке и прижалась к его груди. Копии вдохнул запах ее волос — запах свежести, ветра, трав.

Она казалась пугающе хрупкой, и он обнял ее осторожно, как если бы боялся ее повредить. В ответ девушка стиснула его с силой, неожиданной в столь изящном теле. Со вздохом довольства Колин положил подбородок ей на макушку и закрыл глаза.

— Ты такой чудесный, такой особенный, — услышал он, — Что бы ты ни сделал, это заставляет меня любить тебя сильнее, хотя порой кажется, что дальше некуда. Ты представить себе не можешь, как я благословляю день, когда решила нанять для Шареба настоящего ветеринара.

— Я не сделал ничего особенного, — запротестовал Колин смущенно. — Подумаешь, вытащил ветку! В моей карьере доктора бывали случаи посерьезнее.

— Что ж, я могу предложить тебе серьезную проблему.

— Какую именно?

— Придумай, как мне расторгнуть помолвку с Максвеллом и при этом вернуть Газель.

— Я не Бог, а простой смертный, дорогая, и чудеса не в моей власти.

— Перестань скромничать, Колин! Я вот думаю, что нам с тобой теперь делать…

— У меня есть идея. — Он отстранился и многозначительно поднял бровь.

— Не сомневаюсь. А если точнее? — кокетливо осведомилась Ариадна.

— Если точнее… — начал Колин, но договорить не успел.

Да и не нужно было, потому что руки Ариадны соскользнули с его плеч и двинулись вниз — не трудно было предположить куда. Это лишило его способности мыслить связно.

Глава 20

Через три дня они оказались в окрестностях Бернем-Торпа.

Ариадна должна была радоваться: как-никак ей удалось добраться до цели и ускользнуть от преследователей. Однако она ощущала лишь беспричинную тревогу, которая усиливалась по мере того, как местность становилась все более знакомой. Впереди ожидало объяснение с Максвеллом. Стоило подумать об этом, как возникло на редкость неприятное предчувствие.