Во власти Дубовой короны

Гончарова Галина Дмитриевна

Салея тоже сделала три глотка – и поставила чашу на землю.

– Прими нашу жертву, Хранитель, и скрепи клятвы.

Точно – магия.

Потому что как иначе ТАКОЙ медведина мог засунуть в чашку язык… она ему на коготь не налезет! Здоровый, как неизвестно что!

Но кровь он выпил.

И – торжествующе взревел. И лес ответил ему. Криками зверей и птиц, шумом листвы, треском деревьев… теперь Таня его понимала.

Он – счастлив.

Хранителю было тяжело одному,

а сейчас у него появился шанс. И помощь пришла.

Его услышали. Он дозвался.

Салея подняла руку и приложила ее к Таниной руке так, чтобы две раны соприкоснулись.

– Именем даэрте!

Взлетел зеленый язык пламени, обвил кисти сплетенных рук – и угас.

И волшебство закончилось.

Две девушки стояли на траве и держались за руки. И все.

Или нет?

Раны не было. Шрама не было. Руку Тани, от запястья до локтя, покрывала сложная татуировка. Не синяя, нет.

Изящная зеленовато-золотая сложная вязь, которая напоминала то ли об узоре листвы, то ли о колышащейся на ветру траве…

– Это…

– Навсегда, сестра.

И Таня счастливо улыбнулась.

Навсегда…

Картина, достойная кисти Бориса Вальехо[29].

Поляна в лесу, вековые деревья, громадный медведь раскинулся в зарослях высокой травы – и на него непринужденно облокотились две обнаженные девушки.

Салея не испортила бы картины художнику. И уши, и цвет кожи, и волосы – длинные, зеленые, сливающиеся с травой так плавно, что не отличить, где заканчивается одно и начинается другое.

Таня…

Здесь и сейчас она тоже походила на лесную дриаду. Той же прозрачной зеленью наливались серые прежде глаза. Светилась молочным цветом кожа, сияли волосы… темные? Может, и так. Но сейчас в них словно вплетались золотистые и зеленые нити. И было это красиво. И правильно.

– Хорошо, – тихо сказала Таня. – Действительно хорошо.

Салея кивнула.

– Теперь ты одна из даэрте.

– Я не похожа на вас.

– Это не важно. Деревья тоже все разные. Теперь ваша земля стала родной и мне. И ваш Лес меня принял.

– А ваш? Примет меня?

– Обязательно, – Салея смотрела в небо, на котором сияли крупные чистые звезды. – Сама увидишь, когда мы будем на Дараэ.

Таня тоже кивнула.

Она действительно начинала видеть.

И линии силы, пронизывающие мир, и их взаимосвязь, и ауры – намного четче, чем раньше…

– Мне придется делать упражнения.

– Да. И постоянно, – отозвалась Салея. – Пока ты не освоишь полученное, тебе придется сложно.

Таня снова кивнула.

– Ты мне можешь показать что-то такое… с чего проще начинать?

– Могу, – сказала Салея. – Хочешь, попробуем почувствовать

Лес?

– Как?

– Дай мне руку.

Таня повиновалась. Салея сжала ее ладонь – и мир начал таять, расплываться, уходить куда-то вдаль…

Она была человеком. Да, когда-то она была человеком.

И еще – она была Лесом.

Биоценоз? Система?

Какие странные и нелепые слова для такого древнего и мощного существа. Живого, разумного, чувствующего боль и знающего жизнь.

Лес безмятежен.

Он величав и спокоен, равнодушен и любопытен, дружелюбен – и опасен одновременно.

Он протягивает свои зеленые ладони, разворачивает их, мягко качает девушек, словно на громадных качелях. Он так рад…

Ему хорошо и спокойно, потому что рядом есть люди, которые его любят и понимают.

И…

– Салея?

По нервам словно ножом резанули.

Салея тоже выглядела встревоженной.

– Лесу плохо. Я это чувствую.

– И что мы будем делать?

– Попросим Хранителя доставить нас туда.

– К-как?

– В своем Лесу Хранители почти всесильны. И могут открывать для нас лесные тропы… мы пройдем туда, где Лес кричит от боли.

– И что мы там будем делать?

Салея качнула головой:

– Не знаю. Посмотрим, что случилось, а там и решим.

Таня и не спорила. Лес…

Сейчас она уже не смогла бы развернуться и уйти. Это и ее Лес. И зеленая кровь в жилах пела и звенела, приветствуя новую… нет, пока еще не Хранительницу. Но ее сестру, помощницу, девушку, которая может ею стать.

Власть – это ответственность. И Таня ее приняла.

Лесные пожары…

Песня была такая когда-то[30].

Только вот песня – это красиво. А пожар…

Это ужас.

Это бегущие во все стороны звери, обезумевшие от страха.

Это гибнущие деревья.

Это уничтоженный подлесок… пожар бывает низовой и верховой. И если огонь пошел поверху, перепрыгивая с верхушки дерева на соседнее, – это самое страшное. Это не остановишь, не потушишь…

И гибнет Лес.

Гибнет, корчится, кричит от боли, умоляет о помощи… много ли надо, чтобы начался этот кошмар? Да практически и ничего. Каждый год, каждый горят леса, каждый год корчатся от боли деревья, и не стоит говорить, что потом на усыпанной золой земле вырастут новые.

Тем, кто гибнет в огне здесь и сейчас, не станет от этого легче.

И стоит сказать о тех, кто грудью встает на пути огня. Кто борется, ищет, тушит, сбрасывает с вертолетов пену, бесстрашно летит чуть ли не в эпицентр пылающего ада, рискует жизнью, зачастую за копейки…