Во власти мракобесия
Шрифт:
Стены в коридоре были увешаны картинами.
– Куда работы деваешь? – полюбопытствовал Воронин, остановившись перед полотном, на котором была изображена чёрная птица, зависшая над золотым церковным куполом.
– Продаю. Часть денег идёт художникам, но в основном вкладываю в школу. Очень хорошо идут церковные мотивы.
– Спекулируешь на теме? Извини, я не хотел обидеть тебя.
– Ты и не обидел, – спокойно отозвалась она.
– Прости.
– И прощать-то нечего. Но только ты, Гена, помни, что я не суюсь в твои дела, а ты не суйся в мои. Я тут хозяйка
– Прости, я, наверное, неудачно выразился, – снова извинился он.
– Уже простила.
– Я лишь подумал, что ты, может быть, невольно приучаешь своих студентов заниматься поделками, на которые есть спрос… А как же высокое искусство?
– С каких пор тебя беспокоит судьба искусства? Да разве ты разбираешься в живописи? Почему ты называешь это поделками?
– Может, я не разбираюсь в искусстве, зато разбираюсь в халтуре.
– Это хорошие полотна, качественные. И на них есть спрос… Будет спрос на голых женщин – я начну продавать голых женщин. Будет спрос на пейзажи… Я не понимаю, зачем ты приехал, зачем ты напросился на встречу? Тебе нравится злить меня? Или что? Чего ты хочешь от меня?
– От тебя? – Он положил горячую ладонь ей на шею и нежно погладил. – Что мне нужно? Только твоё тело… Увидел и захотел. Ещё тогда, в кафе, при первой встрече… Смотрел на тебя и думал: «Со мной что-то творится». И вот вчера понял, что хочу заняться с тобой любовью. И не нужны мне твои американцы, твои фуршеты, твоя художественная школа. Я хочу твоего тела… Не знаю, хочу ли я тебя всю, но по твоему телу я просто истосковался. Веришь?
– Верю, – ответила она после долгого раздумья и поцеловала Воронина в губы. – Хочешь, отправимся ко мне?
– Сейчас?
– Зачем откладывать?
– Ты такая щедрая?
– Я безмерно щедрая… – Она потащила его за собой к выходу.
Её квартира удивила Воронина огромными размерами. Спальня поразила обилием зеркал. Даже на потолке было закреплено зеркало.
– Зачем тебе это? – поинтересовался Воронин.
– Мне нравится увидеть иногда собственные глаза, когда я с мужчиной, – объяснила Марина, раздеваясь на ходу, и исчезла в ванной.
Он сбросил одежду и последовал за ней… Час пролетел незаметно…
– Ты коварный мужик, Генка, – проговорила Марина, прижимаясь к Воронину.
– Почему? Разве я не такой, каким ты меня знала?
– Ты стал опасным.
– Неужто?
– Не думала, что ты сможешь снова затащить меня в постель.
– Вообще-то я лишь выразил желание, а в кровать меня привела ты, – возразил Геннадий.
– Даже не понимаю, как это случилось. Не знаю, что со мной произошло.
– Может быть, это любовь? – засмеялся он.
– Брось, – Марина вздохнула, – я давно не верю в такие вещи.
– Стала прагматиком? Поэтому за американца собралась? Не боишься, что он обманет?
– Дик обманет? Зачем ему это?
– А зачем ему ты?
– Я красивая, – объяснила Марина. – Он любит меня.
– Ты же только что заявила, что не веришь в эти штуки. Как же так?
– Ну, нравлюсь я ему. – Она легла на бок и подложила
– Мариша, ты и мне нравишься. Но ведь я развёлся с тобой и не собираюсь брать тебя снова в жёны. Сейчас мне с тобой было хорошо, как никогда не было в годы нашей совместной жизни.
– Зачем ты завёл этот разговор? Ты всё время злишь меня. В тебе проснулась ревность?
– Во мне проснулась жалость к тебе, – с отеческой нежностью он погладил её по голове. – Неужели ты такая дурочка? Твой Дик – хитрющая тварь. Он тебя прожуёт и выплюнет. Поверь мне.
– Ты не знаешь Дика.
– Я навёл справки. Он порядочное дерьмо. Впрочем, может, тебе это по вкусу. Тогда прошу прощения…
– Что ты узнал о нём? – нахмурилась она.
– У него много женщин, и почти всем он обещает жениться.
– Это правда? – Марина навалилась на Воронина грудью и заглянула ему в глаза. – Ты не из ревности? Не для того, чтобы сделать мне больно?
– Я не хочу причинять тебе боль. И не хочу, чтобы тебе причинял её кто-то другой. Мы с тобой хоть не муж и жена, но всё-таки ты мне не чужая. Забудь про этого американца. То есть, конечно, пользуйся им и его кошельком, но не рассчитывай на хорошую семью. Этот зверь не для семейного очага…
На президентской даче в Барвихе царила тишина. Казалось, сюда не могли пробиться никакие посторонние звуки, здесь можно было погрузиться в состояние настоящего покоя, забыть о бедах тревожного мира, затерявшегося где-то далеко за высоким забором. Однако то была лишь иллюзия. Здесь никто не знал блаженной умиротворённости. Гонцы приезжали сюда с беспокойными вестями о нараставшей напряжённости в обществе, каждая очередная новость сковывала семью президента ужасом предстоящего поражения на грядущих выборах. Страна давно стала видеть в Ельцине только врага. Образ «справедливого вождя» распался быстро и окончательно. Никаких оснований верить в победу Ельцина на выборах не было…
Коржаков шагал с Татьяной Дьяченко по дорожке и задумчиво смотрел себе под ноги.
– Саша, у меня голова идёт кругом от этого предвыборного шума, – жаловалась дочь президента.
– Зря ты в политику полезла. Это страшный мир. Здесь надо уметь наступать на горло собственной совести.
– Я хочу помочь папе!
– А то у него мало помощников! – Коржаков укоризненно покачал головой. – Вон, по головам друг друга лезут. И у каждого своя правда. И у каждого свой камень за пазухой.
– Саша, помогите мне, я в этом дурдоме ничего не понимаю. Я верю только вам.
– Разве? – Начальник СБП усмехнулся, не скрывая своей горечи. – А у меня сложилось впечатление, что ты не слишком прислушиваешься к моему мнению. У тебя есть более близкие советчики.
– Вы о ком говорите?
– Таня, не забывай, что ты – дочь президента. Ты обязана вести себя в тысячу раз осторожнее, чем кто-либо ещё. Каждый, кто приближается к тебе, может держать в голове замыслы, о которых ты даже не догадываешься. Тобою стараются воспользоваться все, кто имеет отношение к политике и бизнесу!