Во все Имперские
Шрифт:
— Он не хочет никого видеть, князь, простите, — ответила княгиня Исцеляевская.
Исцеляевская выглядела уставшей, под глазами у неё лежали тяжелые черные круги, волосы на голове растрепались. На её белоснежном халате до сих пор остались пятна от крови и чёрной магии.
Что же касается Лёдова, то он выглядел пьяным. Как и всегда.
— Да насрать, что он хочет или не хочет, — начал уже в который раз втолковывать Лёдов, — Для Государя нет таких слов — хочу, не хочу. Есть слово «надо». Монарх — это не человек, это функция. Чистый долг, если позволите. У нас уже почти как
Огромные двери опочивальни наследника, покрытые золотом и инкрустированные драгоценными камнями, чуть приоткрылись.
— Княгиня, — тихо позвала медсестра, высунувшаяся из — за дверей.
На фоне огромности этих дверей её фигурка казалась совсем маленькой. Даже не детской, а лилипутской.
— Прошу простить, — сказала Исцеляевская и скрылась за золотыми дверьми, за дверьми, куда Лёдов так хотел попасть, но куда его не пускали.
Теперь в Греческом зале дворца, украшенным бесчисленными колоннами и отделанным чистейшим мрамором, остался один Лёдов, а еще две стражницы из Лейб — Гвардии, одетые в с ног до головы в облегающую черную кожу. У каждой из стражниц на локте была нарукавная повязка цвета золота с гербом правящей династии Багатур — Булановых.
Девушки стояли по стойке смирно по бокам от дверей в опочивальню наследника, совершенно неподвижно, как статуи. Обе были вполне себе ничего, одна негритянка, а другая вроде какая — то китаянка. Русские вообще редко попадают в Лейб — Гвардию, а мужчины так и вообще никогда.
Лёдов невольно залюбовался, черная облегающая униформа только подчеркивала прелести красавиц.
Лёдов может даже ущипнул бы одну из них за эти прелести, не только ради собственного удовольствия, но и чтобы проверить, дрогнет ли у этих дрессированных стражниц хоть один мускул на лице.
Но делать он этого, конечно же, не стал. Мускул у стражниц может и не дрогнет, а вот убить Лёдова они смогут за пару секунд. И, более того, они имеют право это сделать.
В конце зала послышались шаркающие шаги. Дворцовый слуга в ливрее принёс Лёдову рюмку водки и кусочек солёного огурца, положенный поверх долькил лимона без кожуры.
Лёдов выпил, закусил, крякнул, погрозил стражницам пудовым кулаком, а потом вышел из Греческого Зала.
Пройдя через анфиладу и библиотеку, Лёдов привычно толкнул тяжелую дубовую дверь в Зал Мальтийского Ордена.
Этот зал предназначался для парадных мероприятий, здесь члены Ордена собирались лишь по особым случаям. В центре Зала возвышалась огромная статуя Императора, теперь уже бывшего, умершего. Стены были украшены барельефами, изображавшими восьмиконечные орденские кресты, и завешаны портретами бывших магистров Ордена.
Здесь повсюду были расставлены мечи, щиты и рыцарские доспехи.
С одним из таких доспехов тайный советник Медведянский как раз делал селфи.
— Кончай уже, клоун, — раздраженно бросил ему Лёдов, — Я бы на месте этого доспеха тебе уже все зубы выбил, латной перчаткой.
Медведь Медведянского лежал тут же на полу, на медвежьей шкуре, когда — то принадлежавшей такому же медведю, только белому.
Кроме
— Ну чё там? — спросил Медведянский, наконец убирая в карман смартфон.
— Да ничё, — ответил Лёдов, — Его Величество заперлось у себя в опочивальне, и Исцеляевская утирает ему слёзки. А меня наследник видеть не желает. Никого из нас не желает. Слышь, Володя, ты коньяк — то пить будешь?
Псобчаков рассеянно подал Лёдову бокал, и тот залпом влил в себя коньяк, стоивший как сотня деревень с крепостными.
— Французская блевотина, — доложил Лёдов, проглотив коньяк, — Такое только бабы или пидоры пьют, или нерусь. Ну так что будем делать, господа? У нас государство без государя.
Псобчаков кашлянул:
— Кхе — кхе… Борис Николаевич, ну вот куда вы торопитесь? Времени полно. Мне кажется, сейчас самый момент поиграть на противоречиях претендентов…
— Хуиндентов, — перебил Лёдов, — Я вообще — то не всё сказал. Но ты напрашиваешься, Володя. Клянусь, ты напрашиваешься.
— Да о чём вы, господа? — влез в разговор Медведянский.
— А вот о чём, Димон, — начал объяснять Лёдов, — Наследник принял у себя Исцеляевскую. Но это ладно, она довольно горячая штучка, да и, кроме того, лучшая в стране целительница. Такую бы и я принял. Но знаете кого еще он принял? Корень — Зрищина. А больше никого.
Псобчаков вскочил с кресла, в котором он сидел. Медведянский ахнул, одновременно со своим медведем.
— Да, да, — повторил Лёдов, — Корень — Зрищина! Это точная информация, господа. Что — то вижу, ты не рад, Володя. Всё еще хочешь короновать Павла Павловича?
— Кхе — кхе… — прокашлялся Псобчаков, — Это многое объясняет.
— Что объясняет? — как всегда не въехал Медведянский.
— Мне докладывают примечательные вещи, — вкрадчиво произнёс Псобчаков, — По всей стране зафиксированы вспышки насилия. Восстания холопов. Смерти магократов. Пока что худородных магократов, из мелких кланов. А в Псковской губернии, по моей информации, началась война каких — то местячковых кланов. И все это за сегодня. За последние шесть часов.
— Ты хочешь сказать… Что началось? ОНО началось? — с круглыми от ужаса глазами спросил Медведянский.
Его медведь встал на задние лапы и огласил зал громким рыком.
— Кхе — кхе… — деликатно покашлял Псобчаков, — Ну, это было неизбежно. Мы все знали, что этот момент когда — нибудь наступит. Что вы предлагаете, Борис Николаевич?
Лёдов сделал недвусмысленное движение рукой, как будто сносит кому — то голову, и только потом произнёс:
— Че тут предлагать — то? Вы пришлете свои Дворцовые Гвардии. Я добавлю к этому свою, а еще Мальтийский Орден. Пара часов боя, сотня трупов, и наши люди заковыряют этих поганых девок из Лейб — Гвардии. А наследник… Ну, упадет в процессе случайно башкой о каминную полку. Бывает. А Корень — Зрищина на виселицу, само собой. Ему там самое место. Ну и устанавливаем наш Триумвират в качестве временной формы правления, само собой.