Во все Имперские
Шрифт:
Жена Ван Дер Верфа расплакалась, дочка продолжала молиться по — голландски.
Сам Ван Дер Верф к его чести сохранял присутствие духа, он попытался объясниться:
— Да, но это портрет лица Императорской фамилии. Государь Павел Петрович никогда не запрещал подданным…
— Государь Павел Петрович — мёртв! — заорал сектант с барабаном, подскакивая к Ван Дер Верфу, — А у тебя в лавке висит портрет изменника! Михаил предал Россию и бежал к вам во Францию! А ты планируешь его возвращение, чтобы уничтожить русских магократов и покорить нашу страну, долбаный
Я несколько прифигел. Да, я узнал голос этого сектанта.
И сомнений тут быть не могло, под черным колпаком определенно скрывался Жирослав Мартыханов — Заклёпкин, тот самый барчук, которого я избил в Пскове.
Милосердная судьба почему — то упорно сталкивала меня с Мартыхановыми, куда бы я не шёл. Прям мартыханская карма.
Жирослав орал громко, да и передвигался бодро. Как и говорил мне его дядя — историк, барчук, видимо, уже давно полностью регенерировал после нашей драки в клубе.
Вот только встречаться с Мартыхановым мне сейчас было бы совсем некстати. Он всё еще маг, а я уже нет. Так что он меня сейчас одной левой разломает.
Мда, ну и ситуёвина.
Ван Дер Верф тем временем все еще пытался оправдаться:
— Мой господин, я не лягушатник, я голландец, если позволите… А этот портрет я купил у одного мага…
— Плевать, кто ты, — забасил главарь сектантов, — Мы не будем разбираться в сортах вашего европейского говна. Разрешить вам понаехать в нашу страну в любом случае было ошибкой. И наш новый Император Павел Павлович эту ошибку исправит!
И не ври мне, что этот портрет принесли тебе в лавку на продажу. У тебя на магазинчике написано «Артефакты», а не «Третьяковская галерея». Ты покупаешь артефакты, а не портреты. А этот портрет изменника Михаила ты повесил, что услаждать свой взор и вести антироссийскую пропаганду! За это ты сейчас умрёшь! Вместе со своей поганой семьей! Кровь за кровь!
Главарь сектантов швырнул на брусчатку портрет и наступил ногой в кованом сапоге Михаилу на лицо.
Ван Дер Верф затараторил, начиная терять самообладание и дрожа:
— Пощадите, господин мой… Вы же знаете… Моя крыша — герцоги Подскоковы — Кабаневичи… Я им плачу за защиту… Они будут недовольны…
— Нас в последнюю очередь волнуют твои князья — свиньи, — брезгливо ответил главарь сектантов, — Кроме того, их сейчас тут нет. Твои Кабаневичи сидят в своей Карелии, в тысячах километрах отсюда, и тебе не помогут.
А своей связью с Кабаневичами ты окончательно разоблачил себя, как врага России. Кабаневичи — либерахи и враги магократии, это всем известно. Они хотели бы посадить на трон изменника Михаила, мы знаем. Вот только дойдет дело и до Кабаневичей, мы их всех перевешаем. Но начнём мы с тебя… Кстати, ты же тоже маг. Ну так давай. Сопротивляйся! Умри достойно, пёс!
Ван Дер Верф на самом деле был магом, но сопротивляться не стал. То ли его магия касалась только артефакторики и не была боевой, то ли он просто перепугался или понимал, что ему все равно не справиться
В любом случае, Ван Дер Верф не стал сражаться, а обнял жену и дочку, и они вместе стали читать молитву:
— Onse Vader, die in de hemelen…
— Во имя Государя! — провозгласил главарь сектантов, и в его руке заметался огонь.
Учёный мишка сектантов зарычал и встал на дыбы.
Я поднялся во весь рост, вылез из кустов и через пару мгновений, махом перепрыгнув невысокий заборчик сквера, оказался уже в переулке.
Черные балахоны повернулись ко мне, все, как один.
— Нагибин, — констатировал факт моего внезапного появления Мартыханов — Заклёпкин.
— Да, привет, Жирослав, — поздоровался я, — Сними — ка балахон. Охота поглядеть, зажила ли у тебя рожа после нашей последней встречи.
На несколько секунд повисло молчание, а потом главарь сектантов, не гася метавшееся в у него в руке пламя, пробасил:
— Нагибин? Это какой Нагибин, из Пскова? Твоя семья вроде всегда была консерваторами, Нагибин. Ты пришёл присоединиться к нам, твоим братьям и сёстрам?
— Эм… — я несколько растерялся, — Да нет, пожалуй. Сестра у меня уже есть, и она меня вполне устраивает.
— Тогда иди гуляй, Нагибин, — посоветовал мне главарь, — Тебе тут не место.
— А как по мне, именно тут мне самое и место, — ответил я, пожимая плечами, — Я, конечно, не разбираюсь в ваших политических тёрках, и что за мужик на портрете, который ты топчешь, я тоже не в курсе. Да мне и насрать, если честно. Но меня огорчает другое. Вы всемером, не считая медведя, собрались воевать с торговцем, его женой и маленькой девочкой. Это как — то не по — пацански, не?
— Воевать? — удивился главарь в балахоне, — Это не война, Нагибин. Это казнь. Священный суд Степана Разина. Так мы это называем.
— А, это типа, как суд Линча? — догадался я, — Но это не сильно меняет дело.
— Да что ты с ним разговариваешь? — заорал Мартыханов — Заклёпкин своему главарю, — Этот Нагибин — говна кусок. Да он же даже не маг! Он магию потерял! Весь Лицей уже в курсе! И он сейчас пытается взять нас на понт. А сам просто бомжует сейчас тут в парке, потому что его даже в Лицей не взяли. Ты тратишь своё время на беседу с бомжом — простолюдином, Циклоп!
— Циклоп? — я не выдержав, заржал, — Чел, ты реально циклоп? Ну — ка сними балахон. Охота поглядеть, у тебя там реально под ним один глаз?
Да, наверное я вёл себя глупо. Но и вы поймите, я не привык прощать беспредельщиков, даже если это магократы в черных балахонах.
Кроме того, у меня из головы все не шли латинские буквы на балахоне главаря сектантов, те же буквы, которые я видел на месте смерти моих родителей.
Циклоп тем временем балахона, естественно, не снял, но чуть подзавис. Он, видимо, понятия не имел, что со мной делать, поэтому приткнулся, хотя огонь в его руке все еще плясал. На случай, если Циклоп все же решится перейти от слов к делу, я быстро прошёл вперед и встал между ним и семьей Ван Дер Верфов.