Воды любви (сборник)
Шрифт:
– Не человек ты… враг…. классовый, – сказал он.
Был он в брюках-клеш, кожаной куртке, с револьвером «Маузер» на боку, и ленты пулеметные к нему вокруг торса полуобнаженного обмотал. На голове с чубом непокорным красовалась бескозырка революционная. С надписью – «Патилетка в 3 года». И подпись – товарищ Ленин.
– Дайте хоть перекреститься, ироды, – сказал Адмирал.
– Крестись, ежеля хочешь, – сказал старший
Ухмыльнулся нагло, грудь волосатую почесал. Поймал в волосне вошь самую жирную. Щелкнул на ногте, от табака пожелтевшем. Сказал:
– Так и тебя, Адмирал… – сказал он.
– Ничего, за мой придет вся Россия, – сказал Адмирал.
– Нет больше твоей России, – сказал матрос.
– Наша Россия есть, – сказал он.
– А ежели желаешь на свою полюбоваться, то просим вниз, – сказал он.
Махнул рукой в сторону пирса. Там людей, стоящих в ряд, с завязанными руками, да камнями на шее, в воду у пирса сбрасывали. Горели огни революционного Мурманска. Еще кафе и рестораны горели, библиотеки и квартиры обывателей. Чтобы, значит, очищаем от старого мира, как завещал товарищ Ленин, которого буржуи заразили сифилисом через пулю эсерки Каплан. И за которого надо мстить.
– Отомстим за товарища Ленина! – крикнул кто-то из матросов, с набеленным носом.
–… – ничего не ответил презрительно Адмирал, перекрестился.
Встaл прямо, брезгливо губы поджав. На матросню, руки ему опять ремнями вязавшую, не смотрел. Профилем своим гордым перед матросней повернулся. Нехотя, но залюбовались паскудники Адмиралом. Хорош, хорош… Эх, да с евойной статью, да в красные бы да генералы… Но белый он, белый. Да и не генерал никакой, а Адмирал.
– Желаете передать что семье, товарищ бывший Адмирал? – главный по матросам его спрашивает.
– Передайте моей супруге Анне Семеновне в Париж, что все мое имущество завещено мною ей, – сказал он.
– И другой моей супруге… Катерине Михайловне Боярской… – сказал он.
– Что я люблю ее, и прошу простить меня за все обиды, ей нанесенные, – сказал он.
– Какой вы… любвеобильный… – сказал главный матрос.
Покурили… Пошли прямо по льду от берега вгбуль Баренцева моря. Метров на сто отошли, разыскали прорубь. Поставили перед ней Адмирала. Подняли винтовки. Прицелились. Завыл злой, северный ветер. Серое Заполярье смотрело хмуро. На небе, пролитым напитком «Тархун», плескалось злополучное северное сияние. Адмирал
– Хотите, Адмирал, – сказал вдруг старший матрос.
– Я прочитаю вам свои стихи, – сказал он.
Начал читать, не дождавшись ответа:
товарищи матросы солдаты и крестьянская беднота
слышите звук революционных пулеметов? тра-та-та
это раздувается пожар мировой революции
разливается по миру итогом ночной поллюции
мы зальем весь мир малафьей классово-обостренной
революция будет звучать так: пыщ-тыдыщ пыщ-тыдыщ
мы прорвем противоречий классовных гнойник словно прыщ
мы залечим вождя товарища Ленина шанкр сифилитический
чтобы и дальше разрабатывал планы на будущее мозг его аналитический
чтоб и дальше вождь мог с броневика своего речь произность
а по праздникам на елке песню про зайку-пролетария выводить
мы реки повернем вспять и горы сроем
мы всех врагов буржуазных партии уроем
но это все в будущем, а пока
не будет у нас лет семьдесят
простого хлеба и молока
– Ну, как? – спросил он.
– Говно-с ваши стихи, – честно ответил Адмирал.
– Пали!!! – заверещал матрос-поэт.
– По врагу революционной России! – зазвенел голосом старший матрос.
– По Адмиралу! – крикнул он.
– Пали!!! – крикнул он.
Грохнули винтовки. Помело снег по льду, бросило горсть в лицо Адмиралу. Тот стоял, не падал. Старший матрос подошел к нему. Сказал:
– В прорубь классового врага! – сказал он.
Обхватил сзади Адмирала, потащил к проруби. Адмирал вдруг потерял всяческое достоинство, стал вырываться.
– Эй, эй… что такое? – закричал.
– Господин Изимбеков, по сценарию такого нет! – кричал он.
– Мы же… сериал…! – кричал он.
– Про Колчака мля, – кричал он.
– Да что ж ты делаешь, ирод! – кричал он.
– Караул, группа, съемочная! – кричал.
– Да что ж ты тво… – крикнул он напоследок,
Ушел головой под лед. Матрос, глубоко дыша, оглянулся. Уставив пустые, накокаиненные глаза, в команду свою, и в тех, кто с камерами, мирофонами да осветительными приборами сзади шли, сказал:
– Вот так мля… со всеми… – сказал он.
Сел на снег. Зарыдал. Ахнула помощница режиссера, уронив стаканчик с кофе на лед. Крикнула: