Воды любви (сборник)

Лорченков Владимир Владимирович

Ждать меня столько, сколько я пожелаю.

Дети луны

Сначала я хотел выбрать еврейское кладбище.

Ну, у меня в школе всегда было 10 по «Истории румын», так что я легко объяснил Лене причины своего выбора.

– Понимаешь, все они во время Второй Мировой Войны были предателями, – сказал я.

– Стреляли в спину румынской армии и все такое, – сказал я.

– Поэтому их всех поселили в одном месте, чтоб не вредили, – сказал

я.

– А там возьми, – сказал я.

– Да и вспыхни эпидемия тифа, – сказал я.

– Они же все нечистоплотные, – сказал я.

– Уж правительство боролось-боролось, – сказал я.

– Да не смогло их спасти, – сказал я.

– В общем, все они умерли, и родни у них не осталось, – сказал я.

– Вывод? – сказал я.

– К ним на могилы никто не приходит, – сказал я.

Мое блестящее знание теории подкреплено практикой. Еврейское кладбище Кишинева и правда стоит заброшенное, оно заросло травой и кустарниками… словно джунгли какие-то. Вьетнам из кино про «Рембо» да и только. Одно время там даже собирались открыть пейнтбольный клуб с баром и кафе! Но передумали – как раз в городе снесли очередной бассейн, и появилась отличная площадка. А кладбище осталось безлюдным…

– Это как раз и проблема, – сказала Лена.

– Ну, если вдуматься, – сказала она ласково, вроде как «мой дурачок».

– Вся фишка в том, что туда никто не ходит и, следовательно, – сказала она.

– Там нечем поживиться, – сказала она.

– А если бы и ходили, то у евреев все равно нет обычая класть еду на могилы, – сказала она.

– Только камушки, – сказала она.

– Жадный народ, – сказала она.

– И что мы, камнями будем питаться? – сказала она.

– Ну и потом, эстетический момент, – сказала она.

– Там все неухоженное и надгробия какие-то корявые, – сказала она.

– Конечно, тебе решать, – сказала она.

– Как хочешь, пупсик, – сказал я.

– Мур, – сказала она.

– Мяу, – сказал я.

И думаю о том, как все-таки здорово, что мы встретились!

…случилось это на Армянском кладбище. Очень старое и дико популярное среди «новых молдаван», местных политиков и бизнесменов. Популярное не в смысле потусоваться, хотя, в каком-то смысле, и потусоваться. Опять у меня каша в голове, как справедливо – и пока еще ласково – говорит Лена. Ладно.

В общем, они хоронят здесь своих, и возводят над их могилами шикарные склепы из базальта, гранита, со скульптурами, колоколами… Нередко даже полудрагоценными камнями все украшено… А так как кладбище старое и места тут нет, и хоронить на нем давно уже нельзя, для этого обычно покупаются старые могилы, века 18—го или 19—го. Кости из них ссыпаются на мусорку в углу кладбище, а освободившееся место занимает очередной счастливчик. Часто он покупает могилу, что называется, «вперед»,

а кости старожила выбрасывают за много лет до очередных похорон. Ну, «за много», это, как вы понимаете, надежда нового владельца могилы… Да-да.

Обыкновенный рейдерский захват.

Правда, сдается мне, что лет через 100 этот бедняга подвергнется такой же процедуре. Что, впрочем, неважно. Важно только, что из-за всего этого бардака на Армянском кладбище Кишинева очень большая неразбериха и множество пустующих старинных могил и склепов.

В одном из которых и поселился я.

Понятно, что это звучит довольно странно, но именно там, в довольно – кстати – уютном помещении десять на шесть метров, выложенном из кирпича (тепло зимой и прохладно летом), увитом виноградной лозой, такой старой, что из-за зелени кирпича почти не видно… я и смог спастись от депрессии. Вызванной, как водится, кризисом среднего возраста. Мне как раз стукнуло двадцать пять, и это был мой первый кризис среднего возраста, знаете ли. Проявлялся он в том, что мне нечем было платить за квартиру и хозяйка скромненькой «двушки» на Ботанике, где я прозябал последние пару лет, – в ожидании того момента, когда меня Осенит, и я напишу великую книгу, – выгнала меня, чтобы освободить место для арабских студентов Медицинского института.

Ничего не напоминает? Ага-ага.

Прямо рейдерский захват на кладбище.

– За что вы люди так всегда со мной? – хотел я сказать им.

– Ведь я ваш брат, я человек, – хотел сказать я.

И даже собрался было записать эти пару строк в блокнот – я всегда все записываю, чтобы, когда Осенит, оказаться во всеоружии, – да вспомнил, что слышал уже что-то похожее. Так что я с досадой бросил блокнотик в сумку и продолжил сборы на глазах ничего не понимающих арабов.

Они не говорили ни по-русски ни по-румынски.

Они говорили только по-арабски и говорили очень громко и гортанно.

Помню, они – их жены и дети – все смотрели на меня своими глупыми, чуть навыкате, большими и черными глазами. Словно ассирийцы какие, которые пали под натиском вавилонян и смотрят сейчас, как захватчики уводят их скот и имущество. В каком-то смысле так и было: собираясь, я прихватил с собой ковер и телевизор хозяйки, которыми бы они пользовались.

Ковер я повесил на стену склепа, и телевизор поставил в углу.

Говорю же, та часть, что наверху, была так плотно увита лозой, что ее и разглядеть-то было практически невозможно. Очень хорошее укрытие, даже в метре от него вам кажется, что вы просто стоите рядом с разросшимся кустарником. Чтобы попасть сюда, надо было скользнуть у самой земли, – под настоящими кустами, – и снять замок с двери. Я, конечно, не о бутафорском, – ржавом и старом, – который повесил маскировки ради.