Военно-морские рассказы

Изварин Константин

— Стой, — командует Родная Дивизия. — Вот здесь и будете жить до отправки в Керчь.

Глянул Личный Состав где ему жить предстоит и: «Мать моя, женщина!». В каютах диваны кожаны, занавески шелковы, одеяла верблюжьей шерсти. Душ, сантехника, унитаз финский — в каждой каюте. Краны никелерованы, вода горячушча — сутки круглые. Хошь мойся, хошь так смотри. Смотрит Личный Состав и только в затылке чешет «Неужто все, неужто коммунизм объявили?».

Погоди, Личный Состав, в затылке чухать. Ты еще столовой не видал.

—

А, что... столовая? — навострил уши Личный Состав.

У того, кто исполняет почетную обязанность каждого гражданина СССР более двух месяцев, на слово «столовая» выработан рефлекс. Ну, как у Павловской собачки. Ты ему «столовая», а он тебе «Гав!» и слюна потекла.

— Ну, гляди, Личный Состав, — делает Родная Дивизия барский жест, — вот она какая — столовая.

Глянул Личный состав и только ахнул. Столы мраморны, стулья со спинками. У каждого. Палуба — аж блестит, музыка — колонки в каждом углу. И цветы, цветы в стаканах на каждом столе.

И от такого изобилия дурно становится Личному Составу. Падает он за стол мраморный, на стул со спинкою, и глядит как дежурный по столовой, в белоснежную голландку одетый, обед ему несет.

Ну, — думает Личный Состав, — хоть здесь-то как обычно. Небось РБУ (это перловку так именуют), да бурда какая-нибудь мучная.

Ан, нет, — картошка жареная. И котлета... котлета из настоящего мяса.

Ткнул Личный Состав ту котлету вилкой — блестящей, стальной — и шепчет тихонько: «Служу Советскому Союзу».

А Родная Дивизия говорит:

— Погоди, Личный Состав, ты еще камбуза не видел, ты еще в спортзале не был, ты еще...

— Хва-атит! — как умирающий поросенок визжит Личный Состав. — Хватит! За что мне все это?!

— А знай мою доброту, — говорит Родная Дивизия. И удаляется медленно. Теряясь меж окрестных сопок и грязной воды бухты Соленое Озеро...

Место, в котором мы разместились именовалось рейдовым судном обеспечения «Вега». Была это огромная «дура» финской постройки и повышенного удобства. Такие финны строят для наших лесорубов и даже не догадываются, что жить на них будут моряки-пограничники.

Ну, а пока они не догадываются, мы раз-два и разместили личный состав, теперь уже, МЭОНа.

Жили мы в каютах по четыре человека. Жили и даже не подозревали, что командование этой самой «Веги» уже руки потирает, готовясь списать на нас то, что уже украдено из кают и салонов. И то, что еще только будет украдено.

Тут я предложу сделать небольшой скачок. То есть пропустить пару теплых месяцев, заполненных благополучным ничегонеделаньем и перейти сразу ко времени нашего отбытия в город-герой Керчь.

Вот представьте себе: вещи уже собраны, на машины погружены, Личный Состав, счастливо улыбаясь, представляет себя на юге...

И тут, как гром с ясного неба:

— А кто нам ответит за разграбленные каюты? Кто возместит убытки? — спрашивает нас командование «Веги». И список протягивает.

А

в списке чего только нет — и краны блестящие, и зеркала стальные, и даже один унитаз голубого цвета.

— Как-кие убытки? — пугается наше командование. И с похвальной быстротой опомнившись, переходит в атаку: — Что вы тут... развели, понимаешь?! Причем мы к вашим проблемам?!

Командование «Веги» раздирает пасть до упора и начинает выть в сторону вышестоящего командования. На Флоте, как известно, прав тот, кто громче воет в сторону Командования. Потому как Командование, вечно занятое собственными проблемами, никогда не вникает в суть дела. Кто громче, тот и прав.

— Вы что... там... себе думаете? — спрашивает откуда-то сверху Родная Дивизия. — Вы что... вообще?

— Есть, — говорит наше командование. И посылает «Вегу» к Бениной маме.

И в споре наступает то, что в боксе именуется «клинч». Они нас не отпускают, но нам на это как-то наплевать. Все равно ведь уедем.

Нашей каюте повезло. Ничего из нее как-то не пропало. Все было прекрасно. За исключением одного. Для удобства «лесорубов» финны предусмотрели на окнах, пардон, иллюминаторах, занавески из кожзаменителя. Удобно очень — потянул и темно. Еще чуть потянул — и она сама обратно сворачивается. Но есть одна беда — «еще чуть потянул» чуть сильнее, чем следовало и назад она уже никогда не свернется. Это как с зубной пастой — выдавить просто, а обратно — никак.

Вот тогда-то в нашей каюте и прозвучали слова, вынесенные в эпиграф этого рассказа.

Дождавшись ночи, диверсанты в лице двух специалистов второго года службы, протиснулись сквозь иллюминатор и героически влезли в такую же каюту палубой выше. Там они сняли занавеску, а на ее место поставили нашу.

И весь остаток ночи мы спали жутко довольные.

А утром...

Утро началось с рева. С начальственного рева, продолжавшегося добрых полчаса и проникавшего даже сквозь палубу. Причем, эпицентр этого рева находился прямо у нас над головой и ничего хорошего не сулил.

Весь день продолжались наши сборы и начальственные разборки. Родная Дивизия, кстати, почему-то поддерживала «Вегу», а взоры нашего командования нет-нет, да и задерживались на сигнальщиках. То есть на нас.

Ну кто же мог знать, что прямо над нашей каютой расположен кабинет комбрига?

Мечты

— А знаешь, — сказал Быстов, — все больше хочется домой.

Лето было в самом разгаре, южное солнце не уставало доказывать, что жизнь прекрана, со стоящего рядом круизного лайнера доносился женский смех, и хотелось думать не о том, что впереди еще полгода службы, переход к месту постоянного базирования в Петропавловск, а...

Короче, я присел рядом, на поваленную за ненадобностью сигнальную мачту и раскрыл уши.