Военный инженер Ермака. Дилогия
Шрифт:
Я зашёл в избу. Темно! Пахло сухими травами и старым деревом. В углу — нары, покрытые оленьей шкурой, рядом — лавка, глиняная плошка, деревянная кружка. Печь топилась, похоже, давно, хотя на полу сухие дрова и тонкие ветки для розжига. Окно затянуто бычьей пленкой. Я лёг на застеленные, положил руки на грудь и уставился в потолок.
Затем снял куртку и обнаружил, что на груди, как раз напротив того места, где у меня всегда был сибирский амулет, покраснела кожа. Даже вроде небольшой ожог. Не амулет ли меня сюда перекинул?
Сна не было. Голова еще немного побаливала.
В принципе, его (то есть, мозг), можно понять. Теперь у меня нет ни семьи, ни прошлого в этом мире, только имя и изба, в которой я сейчас нахожусь. А вокруг люди, и они меня опасаются. Хотя их тоже можно понять! Наверное, мне действительно очень повезло, что Ермак решил меня не убивать. Времена сейчас суровые. Не знаю, кто живет в Сибире, но адвоката здесь точно ни одного. Случись что, обжаловать решение казаков избавиться от «нечистой силы» мне никто не поможет.
Спустя час или два я встал и вышел на улицу. Городок спал. Ветерок колыхал едва заметные сизые струйки дыма. Я пошёл в сторону стен, мимо спящих хат и тихих дворов, туда, где возвышался частокол.
На стене, около козырька, защищавшего от косых стрел сверху, дежурил молодой казак. Он посмотрел на меня, не сказал ни слова, но руку на саблю положил. На подставке рядом с ними лежала ручная пищаль и арбалет. Я просто кивнул, не приближаясь, и встал у края.
За стеной — чёрная река Иртыш, лес и тьма. Где-то в этой тьме шевелились враги, животные, духи, и не угадаешь, кто ещё.
Думай, Максим, сказал я себе, как правильно поступить в этой ситуации. Но жаловаться — грех. Мало того, что живой, так еще и вдвое помолодел. Силу в руках чувствуешь огромную, прям как в молодости. Да ты и есть сейчас в молодости!
Однако, если тебе здесь не нравится, если хочешь, что все было по правилам, попроси у кого-нибудь пищаль и застрелись. Будет как раз то, что произошло на даче.
Не, поежился я, не хочу. Поэтому буду осваиваться в новом мире. Чужом, жестоком, но интересном. У меня, в конце концов, огромный жизненный опыт и знания, до которых тут четыре с половиной столетия. То есть, довольно долго.
Да и женщины тут, если что, ходят. Много их в городке, и некоторые очень симпатичные! Так что, будь веселей. Причин для этого достаточно.
Когда ночь окончательно взяла своё и погасли даже последние костры у стен, я стоял на настиле внешнего частокола и смотрел в темноту. Шуршал ветер, перекликались какие-то ночные птицы.
Вдруг ночные звуки изменились. Всколыхнулась тишина, как от чужого присутствия. Я присмотрелся. Рядом со мной только силуэт часового, одинокий, словно вросший в бревна.
Из тени между грядок, раскинувшихся перед стенами, вышло нечто приземистое. Свет звёзд помог разглядеть кабана. Небольшого, молодого, но всё равно с тяжёлым телом и мощной грудью. Он нюхал землю, рылся в огороде, копал корни. Казак на стене тоже заметил его.
— Кабан, — негромко сказал он, глядя вниз. — Далековато. Не достану.
Он поднял арбалет, прицелился, но тут же опустил.
— Стрела не достанет.
Затем огляделся по сторонам, быстро привязал к деревянному крюку верёвку, перекинул её через стену и начал спускаться. Делал он это бесшумно, без суеты — видно, что не впервой. Земля не скрипнула под его сапогами, когда он оказался внизу. Казак осторожно пошёл в сторону кабана. Медленно, пригибаясь, и держа перед собой арбалет. Опасное дело затеял часовой, подумал я. Кабан, даже молодой, страшный противник. Но зверь, почуяв человека, резко дёрнулся, фыркнул и, развернувшись на месте, молнией метнулся обратно в темноту.
Казак выругался сквозь зубы, вернулся к верёвке и влез обратно на стену.
— Не вышло, — буркнул он. — А жаль, мясо кабанье в самый раз пошло б.
— Покажешь самострел? — спросил я у него. Арбалеты в эти времена называли именно так.
Он прищурился, посмотрел оценивающе, с подозрением. Давать мне в руки арбалет ему явно не хотелось.
— Зачем тебе?
— Интересно. Я теперь хорошо понимаю в оружии. Может, подскажу чего.
— А что ты подскажешь? — хмыкнул казак. — Как стрелять, я и без тебя знаю.
Он поколебался еще несколько секунд, но всё же протянул его мне. Осторожно, будто боялся, что сломаю. Ну или застрелю кого-нибудь.
Я взял арбалет. Он был тяжёлым, со скобой и стальной дугой, но натяжение не слишком большое. Где-то килограмм сто, в то время как сильный человек, поставив ногу в скобу, может осилить и сто тридцать — сто пятьдесят. Спусковой крюк топорный, болт — отточенный деревянный стержень с кованым наконечником без оперения. На тетиве следы износа. Всё сделано крепко, но грубо. Работает, но эффективность сильно ограничена. Бьет только накоротке. Особого смысла в таком оружии нет. Для защищенных целей нужна пищаль, а для врагов без доспехов значительно удобнее лук за счет большей скорострельности, хотя массивный арбалетный болт ударит сильнее, то есть, говоря научно, «обладает большей останавливающей силой».
— Не очень мне нравится, — заметил я, повернув его в руках. — Не слишком сильный, да и стрелять неудобно. Даже если б попал в кабана, он бы, скорее всего, раненый убежал со стрелой. И ищи его потом, когда рассветет.
Казак удивленно посмотрел на меня и хмыкнул:
— Ну а чего ж ты хочешь? Я тут ничего не исправлю. Не моя это забота. Самострелами занимаются плотники и кузнецы, они в них смыслят. А мы стреляем из того, что нам сделают…Из ружей и самострелов. Но пороха у нас мало осталось…
Я кивнул, вернул оружие.
— А не сделать ли самострел с «английским воротом», — вслух подумал я. — Или нет, лучше с «козьей ногой». С ней проще. Бить будет быстрее, не так сильно, как «ворот», но гораздо лучше этого.
Казак поднял брови:
— Это ты выдумываешь, али делал такие?
— Когда побывал на небесах в отключке, голоса рассказали, что можно изменить.
Казак взвесил на руке свой самострел и снова положил его на подставку.
— Ну гляди. Попробуй, если не шутишь. Нам оружейники умные не помешают. Но сам знаешь — тебе пока что не доверяют. Ходят слухи нехорошие.