Военврач
Шрифт:
Призывники временами не слушались. Домашние припасы не давали спокойствия и бодрили юные головы. Я обещал им настоящие марш-броски и "кузькину мать" по прибытию, но они посмеивались, глядя на мои "заботы" о рыбках. Первое ЧП случилось во вторую ночь, когда в вагоне прорвало трубу отопления, и вода из неё хлынула в вагон, заливая вещи и пассажиров. Второе - на вокзале Улан-Удэ. Где-то кто-то не передал о нашем прибытии в бригаду, и нас никто не встретил. Доехав до городской окраины на трамвае, я претворил обещанное в жизнь.
"Мороз и солнце - день чудесный!" - вспомнилось мне стихотворение.
Рыбки переезд перенесли хорошо. Лишь через два месяца они ненароком задохнулись от того, что в доме отключили электричество на ночь, а я был на суточном дежурстве. Десять из тридцати призывников заболели пневмонией в первый же месяц, так как командир роты проводил им утреннюю закалку в виде пробежек с голым торсом.
Через полгода они попали в Чечню, ну а я - чуть раньше. Через два года я узнал, что парень, который просился в спецназ, а потом на войну и которого мы не должны были брать из-за слабой физической формы, отсутствия отца и неславянской внешности (он прошёл только три ступени теста, воспитывался лишь матерью) погиб на растяжке, закрыв собою шедшего за ним командира взвода. Со старшим нашей командировки мы тоже встретились в Чечне, но через четыре года, но об этом другая история.
Тараска
Ночь в аэропорту Пекина. Вспомнился вокзал в Чите шестнадцать лет назад, когда я вёз кроватку Богдану. Настоящие китайцы отличаются от "забайкальских". Более интеллигентные, если можно так сказать. Не нашёл свободный отель в Пекине. Решил провести ночь в воспоминаниях. Иногда нужно чего-нибудь себя лишить, чтобы прочувствовать жизнь.
Сегодня я ничего не везу своему сыну. И не потому, что его мать не приняла подарков, а он не ответил по скайпу. Нет, обида сродни глупости и несёт на себе печать недоразумения. Каждое событие живёт по своим законам. В конце концов, время расставляет всё на свои места.
В марте я позвонил ему.
– Тарасик, поздравляю тебя с днём рождения! Желаю...
– А кто это?
– Это же я, твой папа... не узнал что ли?
– Да у меня телефон новый...
– Бывает... жму руку, учись хорошо.
1999 год. Бурятский гарнизон. Ноябрьская итоговая проверка закончилась. Медпункту поставили оценку "хорошо". Проверяющий из Читы - полковник Дураков спросил у меня перед отъездом.
– Чего ты хочешь, капитан?
– Я? Хочу в Чечню!
– Так там же война!
– Вот и хочу на войну... В госпиталь не переводят, на учёбу в академию не отпускают. Что мне здесь пропадать? Лбы разбитые зашивать да из запоев офицеров выводить...
– Хорошо подумал?
– А что думать-то?! За погибшего врача Алексея Леуткина, за попавшего
– Вот тебе лист бумаги... пиши рапорт на имя командующего округом.
На капоте чёрной комбриговской "Волги" я написал рапорт с просьбой отправить добровольцем. Через два месяца позвонили и пригласили на собеседование в штаб СибВО (Сибирский военный округ). Его проводил командующий округом. Высокий, крепкий, своенравный полковник, который курировал нашу часть. Нас построили, осмотрели внешний вид и ещё раз уточнили: "Никто не передумал?". После генерал обошёл неровный строй, пожал каждому руку и напутственно пообещал жильё и любую должность для тех, кто вернётся обратно через два года.
Я не знал, что меня гнало из этого края, но был уверен, что обратно не вернусь, ни за какие посулы. До сих пор Бурятия приходит ко мне кошмарными сновидениями, в которых я командую медпунктом, ворую картошку под выстрелы дробовиков на грядках кооператоров, охраняю продуктовый магазин и убегаю от волков в тайге... Кричу и просыпаюсь мокрым от напряжения. Край красивый, но жизнь суровая.
Через полтора-два месяца должен был родиться сын, быт только наладился, два аквариума запустил, друзья появились, в гарнизоне стал пользоваться уважением, как врач. Кто лосятины принесет, кто щук с Байкала, а кто банкой помидор за капельницу отблагодарит. Но на сердце скреблось от такого покоя.
Неделя на сдачу дел и должности и пять дней на отпуск "по семейным обстоятельствам". Мать и сёстры плакали, отец предлагал остаться в Киеве, но отговаривать было бесполезно. Им была непонятна эта война. Как впрочем и мне сейчас.
Тамбов. Здесь на базе учебного центра формировался отдельный батальон радиоэлектронной борьбы. Полтора месяца на боевое слаживание. Первые три недели жили в казармах. Пили водку и присматривались друг к другу, получали имущество, заводили документацию. Вторую половину по замыслу командования мы должны были провести в лесу у села Трегуляй.
Я ещё не знал, бывают ли в Чечне двухметровые сугробы, но на Тамбовщине в середине марта это привычное явление. Тридцатилетний комбат выстроил батальон перед площадкой будущего лагеря, по которой утром проехался трактор.
– Наша задача следующая. За сегодняшний день мы должны расчистить лагерь от снега, установить палатки, печки, провести электричество, получить имущество! Всем всё ясно?
– Так точно, товарищ майор!
– Не слышу!
– Так точно, товарищ майор, - в унисон повторил строй из двухсот двадцати семи человек.
– Каждое подразделение разбивает для себя две палатки: жилую и рабочую... Вольно... разойдись...
Медслужба в то время состояла из трёх человек: я, начальник аптеки и водитель-санитар. В качестве помощника выделили хронически хромающего солдата из взвода материального обеспечения. Когда мы вчетвером вытаскивали из грузовика тюк с затхлым брезентом, мне казалось невозможным возвести из неё шатёр-палатку.
Что такое палатка УСБ или палатка унифицированная стандартная большая? Это полевой дом. Высотой три, шириной пять и длиной десять метров. Её-то и летом то тяжело ставить, а зимой, то бишь ранней весной, и подавно.