Военврач
Шрифт:
– Разрешите войти?
– без паузы перехожу в словесное наступление, - Товарищ майор, разрешите убыть в сторону дома? Ваши задания на сегодня выполнены!
– Нет, доктор, не разрешаю! Видишь, у человека судьба решилась, первое воинское звание в жизни получила. Это надо отметить. Садись с нами, будешь третьим!
– Да мне ещё четыре километра пешком по грязи идти, мешок с дровами нести, печку разжечь в квартире.
– Садись, по такому случаю мой УАЗик вас обоих и отвезёт и дрова твои доставит!
Рюмка за рюмкой, псевдоинтеллигентный
– А, что товарищ Яновенко пьёт через раз?
– спросил у Иры комбат.
– Да мне ещё мужу суп варить, бельё стирать!
– А я что тут - фигнёй с вами страдаю?! Знаешь, что это такое?
– комбат достал из кобуры пистолет и положил на стол перед Ириной.
– Пэ эм!
– подсказываю я.
– Не встревай, док. Пусть сама отвечает. Она же присягу Родине принесла, уставы учила, у неё муж офицер... А сколько в магазине патронов?
– Семь!
– ответила испуганная девушка, закончившая год назад финансовый институт.
– Ты точно в этом уверена?
– Ну, не знаю, не считала никогда!
– Тогда считай внимательно! А ты, доктор, помогай ей!
И комбат, сняв предохранитель, не передергивая затвор, открыл огонь. Он стрелял то в стены палатки, то в потолок. Пули незримо пролетали перед нашими глазами, оставляя в поднамёте палатки рваные следы и сизые клубы дыма в помещении.
В ушах заложило, но я считал. Не знаю, о чём думала двадцатидвухлетняя девушка, решившая носить погоны и таким образом обмыть получение очередного воинского звания. Точнее, за неё всё решили. Один... два... три... восемь!
– Ну, что убедились?
– закончил довольный комбат.
Прибежал дежурный по части с автоматом, готовый к отражению атаки, также слегка подшофе.
– Что случилось, товарищ майор? Кто стрелял?
– Всё спокойно! Хорошо несёшь службу, товарищ Лопатин, завтра благодарность тебе объявлю перед строем! Иди дальше служить.
Пошатываясь, капитан ушёл. У Ирины было состояние, близкое к шоковому. Бледность лица выдавала тускло мерцающая лампочка палатки. Паузу, возникшую в воздухе, нарушил комбат.
– Ну, что, док, ты внимательно считал?
– Восемь...
– Точно? Давай проверим?
– И направил ствол пистолета в мою сторону.
– Ты уверен в своих подсчётах?... Я нажимаю пусковой крючок?!
– Пожалуй, я могу сомневаться! Не думаю, что это стоит делать прямо сейчас.
– Ну ладно, тогда давай выпьем по рюмахе! Наливай!
– он подставил мне металлическую рюмку-гильзу из-под крупнокалиберного патрона.
– А скажи, что-нибудь на английском языке. Мне говорили, что ты на командном пункте за переводчика на полставки устроился. Ты же умный, знаешь, как надо!
– Зачем? Вы ведь всё равно ничего не поймёте...
Мы выпили, но жар, подогретый рюмкой осетинской водки, ещё больше разгорячил его молодецкую удаль, хотя я так и остался сидеть в напряжении, и хмель не брал.
– У меня тут адъютант
Я выполнил просьбу-приказ командира и спустя минуту, в палатку зашёл перепуганный солдат.
– Товарищ, майор, рядовой Сергеев прибыл по вашему приказанию! Разрешите войти?
– спросил худощавый боец, в надвинутой на глаза шапке-ушанке, прожжённом бушлате и засаленных брюках. На бледном лице, сквозь налипший пот и печную копоть, проблескивал интеллигентный оттенок.
– Заходи! Ты где был? Почему так долго не могли тебя найти?
– Виноват, товарищ майор! Искал воду для умывания, но в умывальнике всё замёрзло.
– Ладно, сейчас тебя начмед будет экзаменовать. Док, спроси его что-нибудь на английском языке. И вообще, поговорите, а мы посмотрим, как интеллигенты беседуют!
– Стоит ли? Ведь вам без перевода не всё будет понятно?
– пытался увернуться я.
– Ладно... тогда Сергеев, почитай нам свои стихи!
Сергеев читал десять минут стихотворения о природе, о любви, о родном доме. Мне показалось, что комбат и забыл уже про него. Выпив ещё рюмку, он задумался о чём-то своём. Но, вдруг внезапно вернувшись мыслями в свой палаточный кабинет, он остановил выступающего бойца.
– Скажи, Сергеев, ты предан своему комбату?
– Так точно, товарищ майор!
– А ты готов отдать жизнь за своего командира?
– Так точно, товарищ майор!
– не медля отчеканил солдат.
– Ну, тогда открывай свой рот... шире... ещё шире!
И комбат вставил ствол ПМ в полость рта. Не знаю, что творилось у рядового Сергеева внутри, но мне показалось, что не только слёзы потекли у него из глаз, когда командир нажал на спусковой крючок.
– Ладно, ступай в свою палатку, ночью будешь топить у меня, смотри не усни, как в прошлый раз!
– удовлетворённый произведенным эффектом, сказал комбат.
И рядовой Сергеев ушёл. Беседа больше не клеилась. Каждый понимал, что произошло нечто неординарное, что, пожалуй, никогда не забудется.
Нам выделили обещанный УАЗик, и мы молча ехали по ухабам ночной Ханкалы, поражённые увиденным.
На следующий день истопник комбата обратился в медпункт с жалобами на боли в животе, изжогу, отрыжку и с диагнозом "обострение хронического гастродуоденита", я направил его в медицинский батальон, из которого его перевели в окружной госпиталь. Спустя три месяца в часть пришло свидетельство о болезни, в котором сообщалось, что рядовой Сергеев был уволен из армии в связи с обнаруженной язвенной болезнью желудка и кровоточащей язвой. В часть он так и не прибыл для получения денежного пособия и компенсационных выплат. Письменно просил, чтобы всё причитающееся ему выслали по почте.