Воевода

Перевощиков Вячеслав Александрович

– Послушайте, сынки, дело серьезное. Очень может быть, что печенеги нападут сегодня ночью.

– Тоже мне батя нашелся, – съязвил Губастый. – Мы тебе тут не сынки. И вообще, шел бы ты, купец, заниматься своим делом, а мы уж как-нибудь без тебя сами подумаем, как защитить нашу госпожу.

– Если подумаете, то хорошо, но...

– И никаких «но», – перебил Губастый, дольный своим остроумием. – Мы тут тоже не лыком шиты, али ты думаешь, что я не слышал про то, что печенежский князь подарил свой кинжал? Мир, стало быть, а ты тут воду мутишь.

Верен

замолчал, не находя слов для ответа. В этот момент на склоне холма, где виднелись крайние юрты печенежского стана, показались всадники. Старшой глянул на них обреченно и безошибочно узнал князя Куелю во главе знатных печенежских воинов.

– Послушайте, ребятки, всеми богами вас заклинаю, – с мольбой в голосе заговорил Верен. – Не ходите вы к печенегам, поверьте чутью старого воина.

Он повернулся и пошел к каравану, чтобы правдоподобно изобразить больного. Тут только до него вдруг дошло, что если печенеги прознают про то, что кинжал подарен простому купцу, а не старшине каравана, то тогда...

– Ольстин! – крикнул он на ходу. – Предупреди всех, чтоб лишнего не болтали.

* * *

Едва Куеля вышел из юрты, как туда заскочил ловкий и проворный посольский слуга. Он подхватил лежащего хазарина и стал брызгать ему водой в лицо, и шлепать по щекам. Обадия открыл глаза и пролепетал что-то несвязное про то, что все пропало и что теперь Иегова жестоко покарает его. Слуга быстро порылся в своей сумке и достал небольшую склянку. Развернул привязанную к ней цветную ленту с узелками, посмотрел на нее внимательно, почесав за ухом, и только потом осторожно открыл. Но все же до конца его сомнения не были рассеяны, и он с опаской понюхал содержимое, вздрогнув и скорчив гримасу отвращения. Для верности прошептав себе под нос молитву, он влил в рот Обадии несколько капель бурой жидкости. Несколько секунд после этого хазарин лежал неподвижно, но вдруг его начало трясти, и он весь позеленел. Слуга схватил под мышки своего господина и спешно потащил его наружу, шепча себе под нос ужасные проклятья. Едва они скрылись, как раздался смачный звук выворачиваемого наизнанку человека, потом слабый стон, и снова чьи-то внутренности с шумом рвались из тела вон.

А тем временем Куеля пьяный, но очень довольный собой, ехал по селению кочевников, голося во всю глотку песню о доблестном воине, победившем всех врагов ради прекрасной девушки. Он докончил петь и только тут заметил, что в селении непривычно тихо и пусто.

– А где мой народ? – спросил он, останавливая коня. – Почему так тихо?

– Так ведь русских убивать сегодня будем, – спокойно пояснил ехавший позади него слуга. – Вот люди и попрятались, чтобы смертников не касаться.

– Правильно делают, – икнув, пролепетал Куеля. – Чего их касаться, если их уже ждет богиня смерти. Бедные русские, они все умрут.

Печенежский князь проехал еще немного и снова остановил коня.

– Слушай, – в его глазах мелькнули проблески мысли. – А чего мы едем туда, если они все умрут?

– А мы едем

к ним в гости, как приказал великий кангарский князь Куеля, – невозмутимо отчеканил слуга.

– Так и приказал?

– Именно так и приказал.

– Ну, раз он так приказал... раз я так приказал...

Куеля проехал в задумчивости еще несколько шагов.

– Постой, а кто же будет их убивать, если мы все поедем к ним в гости, – вождь печенегов усилием воли наморщил лоб, пытаясь разогнать пьяный туман.

– Так, наверное, вначале в гости, а потом убивать, – бесстрастно сделал логический вывод невозмутимый слуга после минутного раздумья.

Куеля посмотрел на него вытаращенными глазами и перестал пьяно улыбаться.

– Тут что-то не то, – провозгласил он, громко икнув.

Князь поворотил коня и наехал на полог ближайшей юрты. Полог тотчас откинулся, и из юрты выскочила женщина.

– Воды мне! – крикнул Куеля.

Женщина мгновенно исчезла и через пару секунд стояла на том же месте с чашей, полной воды. Куеля ударил ногой по чаше и закричал еще громче:

– Я ж тебя просил воды, а не чашку!

Женщина снова исчезла и появилась теперь уже с кожаным ведром. Слуга, не слезая с лошади, подхватил из ее рук этот мешок с водой и, перекинув его через седло, глянул с укоризной на Куелю.

– Князь, готов ли ты принять дар богов и излечить свою душу?

Куеля снял высокую кангарскую шапку, отороченную лисьим мехом, и, упав на гриву коня, свесил вниз свою хмельную голову. В ту же секунду на эту голову обрушился целый водопад, хлещущий через край кожаного ведерка. Куеля завертел головой, зафыркал, жадно хватая воздух и отдуваясь, и, наконец, выпрямился, подняв злые, но совершенно трезвые глаза. Сердито выхватил из рук слуги ведерко с остатками воды и плеснул с размаху в одного из своих знатных воинов, упившегося не менее его самого, но в отличие от Куели, мирно спящего в седле. Воин вскрикнул и, взмахнув руками, чуть не выпал из седла.

– Пьяницы! – закричал Куеля. – Упились, как свиньи!

– Так мы ж... – начал было возражать трезвеющий воин.

– Всех водой поливать, живо! – продолжал кричать разгневанный князь. – Ну, я вам покажу, вы у меня попьянствуете!

Он схватил плеть и стал стегать своих мертвецки пьяных товарищей. В этот момент подъехал бледный как полотно, но совершенно трезвый хазарский посол.

– Ну что, великий князь кангар, никак в гости собираешься? – спросил ехидно Обадия.

Куеля опустил плеть и с ненавистью посмотрел на хазарина.

– Из-за тебя перепились мои лучшие воины, ты – змеиное отродье – и есть причина всех наших бед! – выкрикнул он гневно и взмахнул плетью.

Но на этот раз Обадия не задрожал в притворном страхе, а, глядя прямо в глаза печенега, спокойно проговорил:

– Хочешь убить меня, так убей, и ты лишишься единственной в твоей жизни возможности стать действительно великим князем всех кангар. Упустишь русское серебро – упустишь свою славу и всякое почтение к твоему роду.