Воин света
Шрифт:
— Да, — кивает он и поднимает указательный палец вверх. — Я это понимаю. И мне это очень нравится. С миром и добром. Думаю, ты многого сможешь своими руками и, откровенно говоря, в этой жизни.
Кличко на тебя нет…
— Хотелось бы, — соглашаюсь я. — Хотелось бы, Михаил Сергеевич.
— Мне нравится, что ты надёжный, прямой и открытый. И держишь слово. И на тебя можно положиться.
А это ты откуда взял? У меня что, на лбу написано? Не написано. Значит ты чего-то от меня хочешь. Я даже догадываюсь,
— С тобой хорошо иметь дело, — продолжает он. — Я рад, что ты заглянул. И, как говорится, пользуясь случаем, хочу вернуться к тому, что мы уже обсуждали. К немке со связями. Помнишь, кстати, как хорошо мы в ГДР съездили?
— Конечно, помню. Историческая поездка была.
— Историческая, — подтверждает он. — Послушай, дело государственное и очень важное. Я считаю, что мы не должны сидеть на крючке у миллиардеров, у Рокфеллера этого. Нам нужна свобода, возможность принимать независимые решения и иметь полный контроль над ситуацией. Не чтобы контролировали нас, а чтобы контролировали мы. Ты меня понимаешь?
Конечно, понимаю, чего тут не понять, я в своей жизни не единожды подобные схемы расследовал. Тем более, здесь всё до примитива просто. И, ясен пень, мы должны контролировать размер своей маржи.
Ставим прокладку в виде неизвестной и, главное, офшорной фирмёшки и — погнали. Только успевай отфильтровывать разницу на багамский счёт.
Потоки будут двухсторонними — и продажа, и покупка — всё через эту корпорацию. Тому же Рокфеллеру или каким-то известным трейдерам, но через фильтр буквально.
Ну, а разве не этого мы хотели? Разве не пора вскочить на броневик и закричать голосом, полным ликования, немного при этом картавя: «Рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой все время говорили большевики, совершилась»?
Ура, товарищи!
Когда плоды сами падают тебе в руки, даже и радость не успеваешь испытать, какое уж тут наслаждение победой. Я вздыхаю.
— Вы совершенно правы. Эта немка уже приобретает стратегические товары в СССР. Она имеет опыт, связи на родине и держит под контролем важнейшие каналы поставок, работая в крупном финансовом центре Франкфурта.
— Каналы поставок! — кивает Горби.
Вот именно.
— И финансовые потоки, — уверенно заявляю я.
— И финансовые потоки! — повторяет он. — Ну, а как же?
В детальное обсуждение предстоящих экономических моментов мы не вступаем, оставляя их до будущего приезда Евы. Горби решается на личную встречу с ней. Ну, а что. Пусть так и будет. Деньги не пропадут, умножатся и вернутся обратно. А я прослежу, если жив буду…
Тем более, в свете последних воспоминаний, я уже не исключаю, что придётся возвращаться к первоначальному плану…
Когда я прихожу домой, обе Наташки
— О, Егор, привет! — восклицает Наташка большая и, обняв, чмокает меня в щёку.
Наташка маленькая обхватывает меня за талию и прижимается, улыбаясь.
— Здравствуйте, Натальи, — весело говорю я. — Смотрите, что я приволок. Специально заезжал в «Прагу».
Ставлю на стол картонную коробку.
— Тортик? — спрашивают Наташки почти хором.
Смешно.
— Точно. Сегодня встречался с Горбачёвым. Тебе привет.
— Кому конкретно? — усмехается Наташка маленькая.
— Э-э-э… вам обеим.
— А у нас сегодня макароны по-флотски, — всплёскивает руками Наташка большая.
— Да? Ну что же… почему бы и нет, здорово.
— Это я захотела, — поясняет Наташка маленькая, — Когда ещё удастся такое поесть… Детство вспомнить.
— Родители не одобряют макарошки с фаршем? — улыбаюсь я.
— Да не в этом дело, — сдувает она локоны, опустившиеся на глаза, и тут же меняет тему. — Мухи больше не прилетали?
— Такие здоровые не попадались, — отвечает Наташка большая.
Мы усаживаемся ужинать тут же, прямо на кухне.
— Не пойдём в гостиную, — просит Наташка маленькая. — Посидим здесь, по-домашнему…
Ну, лады. Посидим.
— Куда родители пошли? — спрашиваю я.
— В «Сатиру». На «Проснись и пой» с Менглетом.
— Я в детстве тоже ходил с родителями, — говорю я. — У нас родственник осветителем работал… И сейчас, наверное, работает ещё. Тогда там Пельтцер играла.
Проснись и пой, проснись и пой, попробуй в жизни хоть раз не выпускать улыбку из открытых глаз…
— Вкусные макароны, — кивает невесело Наташка маленькая.
— Ты чего киснешь? — спрашивает у неё Наташка большая.
— Да нет… ничего такого…
Разговор не клеится.
— Слушай, Егор, — говорит Мурашка, когда мы переходим к чаю. — Всё-таки, ты кем себя чувствуешь, Добровым или Брагиным?
— Знаешь… — задумываюсь я. — Ты ж уже спрашивала вроде… Брагиным. А ты?
— И так, и так… — качает она головой. — Не знаю. Наверное, больше Мурашкиной. Когда это всё со мной случилось… ну, вот это всё… В общем, я сначала расстроилась. Думаю, блин, что за глупости, я, взрослая девушка и вдруг лялька неразумная…
— Конечно, взрослая девушка, — улыбаюсь я, — в девяносто четыре года.
Мурашка поджимает губы, бросает на меня взгляд и кивает:
— Ну, да… Я сначала расстроилась, а потом, когда осмотрелась, поняла, что могу ведь…
Она вздыхает.
— Чего, Наташ? — гладит её по головке моя Наташка.