Воин света
Шрифт:
Взгляд меняется. Немного, но я замечаю. Страшно, конечно, дважды быть съеденным — сначала червями, а потом уже и сомами.
— Ты что делаешь, а? — тихо хрипит мой пленник.
— Ты читал «Кавказского пленника»? — спрашиваю я.
— Я всё читал, понял, да? Что ты творишь, скажи.
— Да вот, — пожимаю я плечами. — Хочу спросить у тебя кое-что. Только, чур, ты правду отвечай, иначе я тебя отсюда не выпущу. Ну, живым то есть. Сечёшь?
— Что? Что спросить? Ты меня зачем в тюрьму бросил, а?
—
— За что застрелить? — вскакивает Джон. — За что застрелить?! За то, что я к тебе с открытым сердцем пришёл? Зураб тебя убить хочет, ты ему руку жмёшь, братом называешь. А я тебя защитить хочу, я и есть тебе брат родной, а ты меня в тюрьму бросил? Зачем тебе Зураб? Он в Грузии никто вообще! А я тебе обеспечу братские отношения. Всю Грузию тебе предлагаю, чтобы каждый тебе братом был. Что с тобой? Ты друга от врага отличить не можешь?
— Да, знаешь, подозрительно как-то, — улыбаюсь я. — Больно гладко у тебя всё получается. Не верю я тебе. Сдай кого-нибудь из своих…
— Каких своих? Я тебе и так всё о них рассказываю и рассказал уже. Каких своих? Я хочу, чтобы ты своим стал, а ты что? В тюрьму меня бросаешь? Что с тобой, Бро?
— Да и я к тебе по-братски, — смеюсь я. — Вино принёс, хлеб, сыр, цыплёнка даже. Мало что ли? Но ты должен понять, доверие заслужить надо. Не просто бла-бла-бла, доказать надо, что тебе верить можно. В общем, ты думай тогда, а я пошёл. Поешь, поспи, подумай. Как надумаешь, скажешь моим парням, они мне передадут.
— Э-э-э! Брат! Зачем так делаешь, а?
— Но, — подмигиваю я, — не затягивай со своими думами. А то на помещение очередь, понимаешь?
Я ухожу. Пусть повертится. Я практически уверен, что он ведёт игру, выдавая себя за моего друга. Я показываю, что сомневаюсь в нём после моей встречи с Зурабом. Ну пусть, в таком случае, «докажет» свою верность. И если я поверю в эти доказательства, а я конечно же «поверю», после прохождения этого этапа он уже будет на сто процентов уверен в том, что я ему доверяю. А значит, он расслабится, будет менее осторожным. В общем, перевес окажется на моей стороне. Ну, а дальше видно будет.
— Эй, брат! — кричит он мне вслед, но я не останавливаюсь.
— Бутылку у него заберите, она стеклянная, — даю я распоряжение своим парням. — Но вино пусть выпьет сначала. Расслабится, обдумает всё спокойно.
На ужин Наташка подаёт окрошку с говяжьим языком, внезапно перепавшим от нашего мясника, котлеты и шарлотку. Когда только успела всё это соорудить.
— Ох, как вкусно! — восхищаются Мурашкины.
— Вот, горчицу берите, — угощает моя хозяйка. — С горчицей ещё лучше. Это меня Егор научил.
— Ф-у-у… язык… — делает брезгливую рожицу мелкая Наташка. — Я не буду язык! А
— Почему ты язык-то не хочешь? — удивляется моя жена, едва удерживаясь, судя по всему, чтобы не заявить, что, мол, ты же его раньше ела…
— Ф-у-у… Нет! Я лучше шарлотку поем!
— Да, Наталья, от такого деликатеса отказываешься! — качает головой Николай Мурашкин, отец капризного ребёнка. — Но ничего, нам больше достанется.
Все смеются.
— Ну, и как вы в Москве оказались? — интересуюсь я.
— Коля здесь в командировке, — улыбается его жена. — Вернее, на специализации. Целый месяц будет. Неожиданно так вышло. Мы думали, что ему откажут, а внезапно взяли и подтвердили. Если б заранее знать, мы бы иначе свои планы на лето построили… Ну и… Наталья вот насела на нас, поехали, говорит, к Егору и точка. Ну, мы подумали, и решили, а почему нет. У меня ещё последние дни отпуска перед началом учебного года, так что решили ещё раз прокатиться. С гостиницей договорились, доплата невысокая получилась… Ну… кое-что пришлось сверху накинуть… Десятку Коля администратору дал.
— Ничего себе, — ужасается моя жена.
— Ну, а как, это же столица.
— А чего нам не сказали? — спрашиваю я. — У нас вон места сколько, мы бы вас разместили без проблем.
— Да вы что, неудобно же. Да и место бы пропало в гостинице. Коле же месяц здесь жить, а мы с Натальей через несколько дней уедем. Сходим с ней в зоопарк, по музеям погуляем и домой.
— Ну, и зря, — качает головой моя Наталья. — У нас бы вам удобнее было. И десять рублей бы сохранились.
— Да ладно, чего уж там…
— А я предлагала, — нравоучительным тоном заявляет мелкая Наташка. — А они меня не послушали. Ну давайте, спрашивайте уже. Ладно, я сама спрошу. Они у меня такие стеснительные, ужас просто. Егор, Наташа, можно я у вас завтра вечером побуду, пока родители в театр сходят?
— Можно, конечно, — улыбается моя супруга. — Можешь у нас переночевать даже. Спектакль же поздно закончится наверное.
— Да что вы, ребята! — качает головой Лена Мурашкина. — Это неудобно!
— Очень даже удобно! — заверяю её я. — Вообще никаких проблем!
— Ой, ну спасибо вам… Напросились на вашу голову.
— Нам будет приятно, честное слово.
Атмосфера за столом царит добрая и дружеская. Вкусная еда, приятные сердечные люди, не связанные с моими делами… Окна раскрыты, за ними конец лета, август, сумерки и прохлада… Хорошо, честное слово, вот только на сердце как-то неспокойно. И это томление не связано ни с Джоном, ни с Андроповым, ни со Злобиным или Черненко. Оно связано с тем «невероятно важным», что должна сообщить Мурашка и с серьёзными последствиями… Блин… Почему-то мне кажется, что ничего хорошего в этом сообщении не будет…