Воины-интернационалисты из Беларуси в гражданской войне в Анголе 1975-1992

Кузнецова-Тимонова Александра Владимировна

Я был командиром роты связи танкового полка, старшим лейтенантом. Мы постоянно находились на полигоне. В один из дней, причем день был не по-осеннему жаркий, меня вызвали «на центральную вышку», – вызвал командир полка – а там находился начальник отдела кадров дивизии, который мне сказал примерно следующее: собирайся, тебя в Слониме, в штабе дивизии ждет командующий армией, генерал Вариченко. Я спросил, с чем это связано. Мне ответили, что все объяснят там. Второй вопрос, который я задал, был такой: можно ли мне хотя бы привести себя в порядок? Я-то был в х/б – обычном пропыленном хлопчатобумажном обмундировании, в яловых сапогах. Тем более, мы находились на полигоне около полутора месяцев безвылазно, так я даже не

подстригался все это время. Не мог же я в таком виде показаться на глаза командующему армией! Но мне ответили, что это не имеет значения, садись в машину, и поехали.

Приехали в Слоним. Командующий в это время находился на обеде, в офицерской столовой, в отдельном кабинете. Мы вошли – командующий сидел за столом, обедал, китель висел на спинке стула рядом с ним. Не деловой вид, человек за обедом расслабился. Естественно, он нас обоих тут же выгнал, сказал, чтобы мы вошли через пять минут, и выговорил начальнику отдела кадров все, что он думает о подобных вторжениях. Начальник отдела кадров вышел – и лица на нем, что называется, не было.

Когда мы вошли через пять минут, тарелки были убраны, командующий был одет по форме, как полагается. Усадил меня, спросил, как идет служба. А моя рота как раз только что сдала осеннюю проверку, 99 % солдат у меня на «отлично» отстрелялось, все предмет, по сути, сдали на «отлично». Даже это командующему докладывалось. На то, что моя рота стала такой образцовой, были свои причины: танкисты сдавали стрельбу из танка, а результаты стрельб полка из стрелкового оружия засчитывалась по показателям разведроты и роты связи – и комполка все боеприпасы для стрелкового оружия выдавал нам. Естественно, мы каждый день тренировались, и при таком количестве боеприпасов обучить солдат было несложно. В конце беседы командующий спросил: как ты смотришь на то, чтобы поехать и испытать себя в боевой обстановке? На что я ответил, что, собственно, для этого и учился, поэтому готов. Это действительно было так. Не потому, что сейчас мне хочется сказать высокие слова, а потому что мы так были воспитаны, и все к этому готовились – что придется воевать.

Командующий мне тогда сказал: поезжай в полк, особенно ни с кем не делись, жди, когда тебя вызовут в Москву на собеседование. На этом наша беседа и закончилась. Хотя Ангола тогда еще и не получила независимости, уже готовилась почва для того, чтобы туда сразу же могли поехать наши советники и специалисты.

После этого наступила тишина. Когда я приехал в полк, там почему-то уже все знали, что меня отправляют куда-то в жаркую страну, в Африку, хоть информация и была вроде строго секретной.

Потом, на празднике 7 ноября, я познакомился со своей будущей женой. Дело у нас шло к свадьбе, мы подали заявления в ЗАГС, и 27 декабря у нас должна была быть свадьба. Я позвонил начальнику отдела кадров дивизии, с которым ездил тогда на беседу с командующим, спросил, что там с моей командировкой. Он ответил, что, наверное, все уже забыли и ничего не намечается. Мы с моей будущей женой, Магоновой Ольгой Сергеевной, смело начали готовиться к свадьбе. И вдруг, 24 декабря, меня вызывают в штаб полка и говорят: срочно переодевайся в гражданскую форму одежды, тебя ждут в Москве.

Я приехал тогда в 10-е управление Генерального штаба, пришел к своему так называемому направленцу, который как раз занимался этим регионом – Анголой, Мозамбиком, прилегающими странами – полковнику Дегтяренко. Он оказался моим земляком – оказывается, тоже был родом из Речицы Гомельской области, как и я! Естественно, отношения у нас сложились сразу дружеские. Забегу немножко вперед: у нас с ним даже родители похоронены на одном и том же кладбище, рядом, в соседних могилах, такая вот судьба получилась. А тогда мы с ним переговорили, он мне объяснил, что мне предстоит пройти беседу в ЦК КПСС, там же сдать свой партийный билет, потом пройти подготовку

в течение 7-10 дней и сразу вылетать в Анголу. А когда я сказал ему насчет свадьбы, он ответил, что сам такой вопрос решить не может. Сказал: езжай завтра в ЦК, заикнись там об этом.

Я поехал в ЦК. Был на беседе с секретарем ЦК КПСС Сизовым, партбилеты мы все сразу сдали в отдел ЦК. Стоит отметить, что партвзносы у нас высчитывали в размере 25 долларов США в месяц. А зарплата у меня в Анголе была 520 долларов. По возращении она переводилась в сертификаты Внешпосылторга, так называемые «чеки».

С товарищем Сизовым мы нормально поговорили, и когда я спросил у него по поводу своей предстоящей свадьбы, он ответил: если хочешь, можешь вообще отказаться и не ехать, раз такое дело. Тут я сказал, что просто не представляю, как же я вернусь в полк, когда там все уже знали, что меня готовили к отправке куда-то в длительную командировку, и вдруг я сообщу, что все это откладывается! И спросил: могу я сначала сыграть свадьбу, а потом ехать? Он согласился, при мне куда-то позвонил, не знаю, куда именно, очевидно, в 10-е управление Генерального штаба. И потом ответил: поезжай, спокойно женись, и чтобы 4 января был в Москве – полетишь со следующей партией военных специалистов.

После собеседования я вернулся в «десятку», там еще доделывались некоторые формальности. Там мне тоже сказали: поезжай, женись, и 4 января чтобы был в Москве.

Официальная версия нашей командировки была такая: выезжаем научения в Северо-Кавказский ВО. Жене своей будущей я рассказал все как есть на самом деле. Я ей еще до свадьбы рассказал и сказал: выбирай, стоит ли вообще жениться или нет, потому что чем еще все это закончится – сам не знаю. В итоге свадьба состоялась (улыбается).

4 января я приехал в Москву. Там мы буквально неделю проходили подготовку. В группе было 19 человек. Получили на руки билеты, прошли инструктаж, как вести себя за границей, как распоряжаться валютой. Мы ведь этих долларов ни разу не видели, представления о них не имели! А первоначальные командировочные мы получили как раз в долларах, и нас предупредили, что за каждый потраченный на территории СССР доллар с нас будут высчитывать по 50 рублей – хотя стоил он тогда 78 копеек! Мы расписались за это дело. Естественно, страшнее всего было их потерять. Помню, я ходил по Москве, носил с собой эти пятьсот долларов и больше всего на свете боялся, что я их потеряю. Тем более что я их увидел первый раз в жизни.

Еще нам делали прививки от всяких тропических заболеваний. Потом, когда я получил билет в кассе Аэрофлота, смотрю – там написано «Mr. Magonov». Я говорю кассиру: знаете, здесь ошибка, написано «майор», а я старший лейтенант еще. Она улыбнулась и ответила, что это не «майор», а «мистер» (улыбается).

Прошли еще некоторую дополнительную подготовку: немного изучили рельеф Анголы, вероятного противника. Все это происходило очень быстро, занятия проходили интенсивно. Ежедневно ездили в прививочный пункт, нам там делали прививки против холеры, против малярии, против лихорадки желтой, еще против чего-то. Предупредили, что в течение определенного времени после прививок нельзя употреблять алкоголь, минимум три недели, нужно было выждать такой карантин.

Накануне дня отлета нас построили и сообщили, что связь с Анголой потеряна, какая там сложилась обстановка, никто не знает, поэтому нашу группу сокращают. Вместо первоначальных 19 человек нас в итоге вылетело 7 человек.

Вылетали мы 12 января 1976 года. У меня даже билет сохранился. Билет был до Браззавиля – официально мы летели туда как специалисты по сельскому хозяйству. Сохранились и все посадочные талоны, и сертификат прививок: правда, там записана только пятая часть всех тех прививок, которые нам сделали.