Воины облаков
Шрифт:
Стук завораживал, звал. А над мальчиком, в расслаивающийся туман, стал протискиваться тёмнофиолетовый сгусток. Зрачок повернулся в его сторону и воронка потянула в себя демона смерти. Чаупи-тута уже видел таких, только сегодня рядом нет учителя, чтоб защитить его. Впрочем, почему нет? Вот же он, гудящий индигово-синий шар с золотисто жёлтым бьющимся пламенем внутри.
Он притягивал к себе почти прозрачную голубоватую капельку, наполнял жизнью.
Чаупи-тута потянулся и слился с синим шаром. Глаз моргнул и исчез. Стук прекратился, и мальчик с трудом разлепил опухшие глаза.
– Ты как?- я гладила его по голове. Влажные от пота волосы прилипли ко
Чаупи-тута кивнул головой. Пересохшие губы потрескались. Я налила ему чашку тёплого бульона. Глотал он намного легче и с видимым удовольствием выпил немного.
Шаман, пошатываясь, присел на корточки и заглянул мальчику в глаза. Кивнул. И устало опустился на подстилку. Посмотрел на Руми.
– Что это было?- голос его звучал хрипло, как после ангины.
– Что?- не понял Руми.
– Ну, там, на границе времён?- Пушак смотрел в непонимающие глаза парня.
– Потом,- Чаупи-тута взял учителя за руку.- Он не понимает. Я расскажу тебе всё потом. Мы все должны отдохнуть.
– Я подежурю,- мне не слишком хотелось продолжать свою вахту, но я понимала, что Пушак на грани. Целый день он возился с малышом и сейчас, вытаскивая его, потратил много сил. После таких сеансов ему всегда нужно было довольно долго приходить в себя.
По его реплике я поняла, что с Руми связано что-то необычное, происшедшее там, куда он отправлялся за Чаупи-тута. Но почему тогда парень не выглядел таким измотаным как шаман? И наш мальчишка опять шифруется. Что-то он знает. Может просто все эти события не дали ему времени, чтоб сообщить нам это. А сейчас ему больше всех нужен просто отдых. Я напоила его ещё и он устало откинулся на подстилку и сразу заснул. Дышал он уже гораздо ровнее.
Амауту я тоже буквально заставила поесть. Он отдал столько сил, а сам целый день на пустой желудок. Мы с Руми тоже выпили по чашке бульона.
– Ложись,- подтолкнула я его к подстилке. Сменишь меня после полуночи.
Я боялась лечь. Чаупи-тута посапывал. Я укрыла его и внимательно прислушалась к звукам ночного леса. Днём, когда ты занят делом, звуки не кажутся такими громкими. Пересвисты птиц и даже оглушительные крики ревунов, постепенно становятся привычным фоном. А ночью остро наваливается одиночество. Мне хотелось бросить эту тупую железку и влезть под одеяло к Пушаку, прижаться к его сильному телу, только, чтоб не чувствовать этого болезненого, пронзительного одиночества.
Ночные звуки, целый оркестр, отличались разнообразием и необычностью. Они были не похожи ни на что ранее знакомое и одновременно похожи на всё сразу. На смех, плач, бормотание. В реке что-то плескалось и булькало. В зарослях костёр играл в театр теней. Всё время мерещилась оскаленая пасть ягуара и рваный шрам через всю морду. Я вчера со сна чуть не обмочилась со страха. Грохот, рёв зверя, искры и языки пламени.
Я снова наклонилась над мальчиком и прислушалась к его дыханию. Смогла бы я отпустить такого маленького от себя в жизнь полную опасностей? Его мама явно очень любит его, но приэтом она не выглядела убитой горем от расставания с сыном. Чаупи-тута говорил, что дочка уйдёт в Дом ещё раньше. В семь. Наверное, они просто привыкли к такому укладу и это не кажется им таким ужасным, как мне, человеку другого времени. Тучи то выпускали из своих обьятий луну, то прятали её обратно. Когда луна светила на ветви свисающие над водой, было видно, как большая птица срывается за добычей, а потом снова возвращается на ту же ветку и застывает странным столбиком.
– Опять козодой,- поняла я,
16 декабря.
Ночь, для разнообразия, закончилась без приключений. Я даже выспалась. Руми сменил меня ещё до полуночи. А до рассвета Пушак поднялся посмотреть как Чаупи-тута. Руми наловил рыбы, даже не спускаясь к реке, прямо с обрыва, там, где он нависал прямо над водой. Швырнул несколько комьев земли в воду, чтоб пираний подманить. Они бросаются на звук потенциальной добычи. А уха из них очень вкусная.
Чаупи-тута ещё выглядел нездорово, но чувствовал себя намного лучше. Нам нужно было решить, сколько ещё можно плыть по реке, потому что идти мальчик был ещё не в состоянии. Река петляла, но общее направление, нужное нам, пока, сохранялось.
Я всё пыталась понять, как наш маленький проводник узнаёт дорогу. Не побывав в сельве ни разу. Он пожимал плечами.
– Вижу. У меня теперь две пары глаз.
Гарпия следовала за нами до вчерашнего вечера. После ночи она ещё не появлялась. Я спросила о ней у Чаупи-тута.
– Она знает, что со мной теперь всё в порядке. У неё есть и своя жизнь,- он сидел и растирал икры ног смесью ароматических масел. Пушак сказал, что это снимет спазмы и восстановит силы.
Я готовила завтрак, а Пушак отошёл в лес вырубить новые шесты. Концы старых размочалились. Нужно было ещё поискать ровных лесинок. Мы хотели добавить ещё один настил. Дерево намокало и стало оседать ещё больше. Я слышала, как он сбрасывал их с берега прямо к плоту.
На самом деле, я стала понимать, что сельва очень опасна только для чужака. Если ты знаешь чего от неё ждать, то существовать в ней можно относительно комфортно. Человек не входит в запланированную пищевую цепочку её обитателей. Нечастая добыча для хищника. Скорее хищник-конкурент. Зверь скорее уйдёт с дороги. Нападёт только в случаях неосторожного поведения или, если сам не в состоянии охотиться на привычную добычу.
Если бы я не стала более доверчива к вопросам, непознаных моими современниками, колдовских и шаманских возможностей, то нападение ягуара приписала бы, скорее, его ранению и потере глаза. Это ведь могло мешать эффективной охоте?
Мы все хотели поговорить с Чаупи-тута, но собраться и просто посидеть, из-за насущно необходимых дел, возможности не было. С восходом солнца Руми спустился к воде и стал сооружать настил из заготовленого дерева. Шамана уже давно не было слышно, и я стала волноваться. Идти за ним в лес, значит, наверняка, заблудиться. Из нас всех, только он позволял себе уходить в заросли один. Я стала стучать в щит палкой. Звук по реке разносился далеко, но в чаще как-будто запутывался. Когда у меня уже начиналась тихая паника, Пушак вернулся. Сначала ниже по течению с писком выпорхнула из зарослей стайка изумрудных пиуичу. Потом я услышала, как шаман позвал Руми. Оказалось он вышел к реке чуть ниже по течению и поймал большую ящерицу.
Мы погрузились на плот, который, к тому времени, уже подправил Руми.
Однако, уже пятый день нашего похода. Если сроки шаман определил правильно, то мы на полпути к Истоку. Работа шестом не мешала работе языком. Всех интересовало, что же такое узнал Чаупи-тута.
– Понимаете,- начал он неуверенно,- я стал иначе видеть людей. Не могу обьяснить как. Наверное, так видят предсказатели. Когда я впервые встретил Руми, я просто почувствовал, что меня тянет к нему. Что есть в нашей жизни общая линия. А ещё я вижу, если в человеке есть предназначение, метка судьбы. Это случилось после того, как я узнал прошлое Руми.