Воины
Шрифт:
Он положил письмо на стол. Рука у него слегка дрожала. Помимо облегчения, благодарности и негодования, он испытывал нарастающий ужас.
«Я счел необходимым облегчить Вашу совесть...» Он видел перед собой лицо Хантера — сочувственное, умное и насмешливое.
Эта фраза была вполне искренней, и тем не менее какая чудовищная ирония!
Да, конечно, он был рад узнать, что не стал причиной смерти Эдвина Николса. Но... какой ценой добыто это знание! По рукам у него поползли мурашки, и он невольно содрогнулся, представив себе...
— Боже мой! — произнес он. Как-то раз он был в доме Хантера на поэтическом чтении, устроенном
Хантер не счел нужным упомянуть о стенах, уставленных банками, в которых плавали глаза, отрезанные пальцы, доли печени... как и о паре-тройке полных человеческих скелетов, свисавших с потолка, подвешенных к нему за дырку, пробитую в темени. Тогда Грею не пришло в голову поинтересоваться, где и как Хантер все это раздобыл.
У Николса недоставало верхнего клыка, и резец рядом с отсутствующим зубом был сильно поврежден. Интересно, если он снопа навестит Хантера, не столкнется ли он лицом к лицу с черепом, у которого недостает зуба?
Грей поспешно схватил графин с бренди, откупорил его и принялся пить прямо из горлышка, пока непрошеное видение не развеялось.
Его небольшой столик был завален бумагами. Среди них, придавленный сапфировым пресс-папье, лежал аккуратный пакет, который вручила ему заплаканная вдова Ламбер. Грей положил на него руку, чувствуя двойное прикосновение Чарли, нежное поглаживание по лицу, теплую руку, касающуюся сердца...
«Ты не подведешь меня!»
— Нет, Чарли, — негромко сказал он. — Я тебя не подведу.
С помощью Маноке, взявшего на себя роль переводчика, он, после долгих торгов, выкупил младенца за две золотых гинеи, цветное одеяло, фунт сахара и бочонок рома. Лицо бабки осунулось — похоже, не столько от горя, сколько от усталости и разочарования. Теперь, когда дочь умерла, ее жизнь станет куда труднее. Англичане, сообщила она Грею через Маноке, алчные, бессердечные ублюдки — вот французы, те куда щедрее! Грей с трудом подавил желание дать ей лишнюю гинею.
Осень вступила в свои права. Листья с деревьев уже опали. Голые сучья торчали на фоне бледно-голубого неба, точно чугунные решетки. Грей шагал через городок к маленькой французской миссии. Вокруг крошечной церкви теснилось несколько небольших домиков. Во дворе играли дети. Некоторые из них проводили его взглядом, но большинство из них не обратили на него внимания: здесь привыкли к английским солдатам.
Отец Ле-Карре бережно взял у него сверток и откинул край одеяльца, чтобы посмотреть на малыша. Мальчишка не спал — он замахал ручонками, и священник протянул ему палец, за который тот тут же ухватился.
— Ага! — сказал священник, видя несомненные признаки смешанной крови. Грей понял, что священник думает, будто ребенок его. Он хотел было объясниться... но, в конце концов, не все ли ему равно?
— Но мы, разумеется, окрестим его и воспитаем его в католической вере! — предупредил отец Ле-Карре, взглянув на Грея.
— Нет.
Грей достал кошелек.
— Вот вам, на содержание. Я стану присылать вам еще по пять фунтов каждый год, если вы раз в год будете сообщать мне о его самочувствии. Вот адрес, куда писать.
Тут его внезапно осенило. Не то чтобы он не доверял доброму священнику, сказал он себе, но просто...
— Да, и присылайте мне прядь его волос, — сказал он. — Каждый год.
Он уже повернулся, чтобы уйти, но священник, улыбаясь, окликнул его.
— Сэр, а есть ли имя у этого младенца?
— Э-э...
Грей остановился в растерянности. Несомненно, мать как-то называла его, но Малькольм Стаббс не потрудился сообщить ему это имя, прежде чем его отправили в Англию. Как же его назвать, этого малыша? Малькольм, в честь отца, который его бросил? Нет, не стоит.
Может, Чарльзом, в честь Каррузерса?
«Рано или поздно оно остановится навсегда...»
— Его зовут Джоном, — внезапно решился он. И прочистил горло. — Джон Корица.
— Mais oui, — кивнул священник. — Bon voyage, monsieur el voyez avec le Bon Dieu! [34]
34
Ну да... Счастливого пути, сударь, с Богом! (франц.)
— Спасибо! — вежливо ответил Грей и, не оглядываясь, пошел прочь, к реке, где Маноке ждал его, чтобы проститься.
Наоми Новик
Наоми Новик родилась в Нью-Йорке, где живет и по сей день с мужем — редактором детективов, и шестью компьютерами. Американка в первом поколении, выросла на польских народных сказках, Бабе-яге и Толкиене. Защитив диссертацию по компьютерным наукам в университете, она принимала участие в разработке культовой компьютерной игры «Neverwinter Nights: Shadows of Undrentide», а потом решила попробовать себя в качестве писателя. Это было верное решение! Серия «Теmeraire», куда входят книги «Дракон Его Величества», «Black Powder War», «Нефритовый трон» и «Empire of Ivory» — альтернативная история наполеоновских войн, где драконы используются в качестве живого оружия, — сделалась чрезвычайно популярна. Последняя ее книга из серии «Теmeraire» — «Victory of Eagles».
В этом рассказе автор приглашает нас побывать на далекой планете, флора и фауна которой полны неизведанных тайн, и наглядно демонстрирует, что неразумно нападать на врага, не убедившись, что он не способен дать сдачи...
В семи годах от дома
Предисловие
Семь дней прошло на моем маленьком корабле, на котором я бежала с Мелиды; для остальной Вселенной, жившей с обычной скоростью, миновало семь лет. Я надеялась, что обо мне все забыли, что я сделалась всего лишь пыльной сноской внизу страницы А меня встретили фанфарами, медалями и судебными исками, восторгом и ядом в равных дозах, и я ошеломленно пробиралась сквозь всю эту шумиху, ведомая сперва тем, потом этим, лишаясь последней возможности высказаться.