Вокруг державного престола. Соборные люди
Шрифт:
В пятницу ранним утром в воздухе влажно парило, обещая очередной теплый день и приближающуюся грозу. Вдалеке от дворца видно, как клубится над заливными лугами белесый туман. Иногда слышатся звуки рожка и резкий свист бича пастухов, гонящих из деревень стадо. Природа уже проснулась, но ещё как будто нежится, пребывая в самой сладкой и сонной истоме, которая бывает только по утрам.
Дверь в Переднюю палату Коломенского дворца была чуть приотворена. Дневной свет с улицы косо проходил через оконный разноцветный раствор, освещая драгоценный дубовый пол, выложенный шашечками.
Алексей Михайлович
Наконец, Алексею надоело бесцельно лежать и, приподнявшись, он потянулся к стоявшему рядом полированному низенькому столику. Достал из длинного узкого ящичка сшитую в несколько страниц тетрадку. Откинулся на пуховые подушки и начал пролистывать. В заветной тетрадочке он уже в конце зимы набросал план действий на лето по садоводству и огородничеству. О существовании заветной тетрадки никто, кроме жены, не знал. Постельничий Федька Ртищев, может, и догадывался, но молчал. «И правильно, а то мигом по носу щелкну», – довольный подумал Алексей Михайлович и прочитал последнюю запись, сделанную во время разговора с Одоевским. Боярин звал его погостить в Галичской вотчине и подавал на его имя челобитную о добавлении еще двух полян в эту вотчину, для расширения имеющихся бортнических угодий.
«Схожу с Федькой в Дьяково к Карпу, пускай разведет мне ульи для Измайлова и Скопина. За каждую малую травинку и деревце, за каждое Божье создание неси-ка ты теперь, мил человек, ответственность, коли царь государь всея русской земли», – мечтательно улыбнулся он, вспомнив вдруг слова патриарха Иосифа.
На низком устойчивом столике на витиеватых ножках, накрытом красным бархатом, стояли подаренные английским послом часы: по лазоревому кругу на шаре небесного свода со звездами и месяцем методично ходили две стрелки, часовая и минутная, отсчитывая время. Небесный свод со звездами и месяцем медленно поворачивался, а внизу два кузнеца били молоточками по золотой наковальне, раздавался часовой бой. Эти часы он заказал кузнецам из Великого Устюга, чтобы сделали их похожими на те, которые бьют и на Фроловской башне в Кремле.
Когда часы впервые у них появились, они с женой, будто дети, взявшись за руки, не отходили от них до самого вечера и как дети искренне восторгались, как умело и точно ударяют кузнецы своими маленькими молоточками, и как при этом ходят еще и стрелочки, и откуда происходит дивный звон.
– Эх! Как же забыл, совсем позабыл! – воскликнул Алексей, отвлекшись от своего созерцательного настроения. Выхватил из-под подушки колокольчик и позвонил. Вбежал постельничий Федор Ртищев.
– Федька, чего не напомнил мне про полковой смотр?
– Да я ж… как будто запамятовал. И вчера запамятовал, и сегодня на ум не пришло, – заюлил Ртищев.
– А что ж запамятовал? Приказывал же тебе, помни все, что говорю, как «Отче наш». Эх, из-за тебя дурака опоздал!
– Без тебя не начнут, государь, – радостно ответил Ртищев.
– Ну не знаю.… Пускай ждут. Подай одежду.
– Пошли, Федька, со мной, – приказал Алексей Михайлович, с удовольствием оглядывая себя в огромном зеркале на стене.
– Куда, государь? – проговорил тот, всем видом выражая немедленную готовность последовать за своим повелителем хоть на край
– Ты чего, дурак! Сегодня же смотр стрелецких полков, – воскликнул Алексей Михайлович и радостно подмигнул постельничему. Тот закивал головой. Царь выскочил за дверь и чуть было не наступил на вытянутые ноги охранявших его покои двух рынд. Один спал, безвольно свесив голову в шапке на грудь. Другой сидел прямо, но тоже с закрытыми глазами.
– Чего ноги-то выставил? А если бы я упал, знаешь, что было, – пригрозил царь. Но глаза его были веселые, и вскочивший с лавки молодец лихо кивнул в ответ. Толкнув не успевшего опомниться товарища в бок, он резво схватил прислоненный к стене тяжелый золотой топор и молодецки выпятил грудь.
– То-то же, – примирительно протянул Алексей Михайлович и двинулся дальше. Идущий за ним Ртищев задержался на мгновенье и сердито прошипел зеваке:
– Говорил тебе, Петька, не спи. Ох и дурак же ты, – и на ходу оправляя на себе кафтан и саблю, висящую на поясе, убежал.
Как только государь и постельничий исчезли из поля зрения, рынды поглядели друг на друга и с облегчением перекрестились. Сняв с плеч надоевшие топоры, прислонили к стенке. Пока начальства нет, можно и полежать. И оба вновь улеглись на лавках. Спустя время они уже беззаботно храпели.
Государь и постельничий, хоронясь любопытных взглядов оживленно снующих на площади бояр и челядников, обогнули Казанскую церковь и многочисленные постройки, и вышли к ажурной деревянной калитке, ведущей в сад.
Немногочисленные челядники, попадавшиеся им на пути, испуганно и переполошено приседала, кланяясь, затем стремительно растворялись за углами хозяйственных построек. Миновав сад, царь и постельничий обогнули многолюдный Сытенный двор, многочисленные ледники и фряжские погреба и вышли к Вознесенской церкви, увенчанной золотым шатром и колокольней.
Войдя в темные сени часовни и почти взлетев по винтовой узкой лестнице наверх, оба оказались в большом полукруглом помещении, просвеченном солнцем и открытом для кругового обзора. Навстречу метнулся пономарь. Бояре Черкасский и Воротынский, ожидавшие прихода государя, оглянулись на них.
И только князь Долгорукий не повернулся и продолжал напряженно наблюдать за выстроенными на поле стрелецкими и конным полками.
В середине зала возвышался трон, накрытый ковром. Еще один красивый персидский ковер с ярким цветочным рисунком также лежал и на полу. Кроме двух сундуков и стола, накрытого бархатной желтой тканью, с окружавшими его лавками, в помещении больше ничего не было. Оно предназначалось для царских смотров двух стрелецких полков и одного конного полка, которые в этот момент уже выстроились рядами на лугу в определенном порядке, ожидая команды от своих командиров.
Размашисто подойдя к вырубленному прямо в стене окну, напоминавшему пушечную бойницу, Алексей Михайлович взял протянутую ему князем Долгоруким подзорную трубу, протер ее окуляр краем полы своего опашня и, прислонив к глазу, вгляделся вдаль. На его лице застыло радостное любопытство, в глазах – возбуждение.
– Когда же начнут? – нетерпеливо спросил он и посмотрел на Долгорукого.
– Ждут сигнала, государь! – с готовностью отрапортовал тот.
– Так дайте же его! – немного капризно приказал Алексей Михайлович и снова уткнулся глазами в трубу. Ртищев стоял позади него, жалея, что у него нет такой полезной трубы, в которую можно увидеть все в подробностях.