Вокруг Пушкина

Ободовская Ирина Михайловна

Ты наверно будешь очень удивлен, получив от меня два письма подряд. Что касается процесса, то муж хочет преду­предить о нем Вигеля (литератор и крупный чиновник Минестерства внутренних дел) и министра Дашкова(министр юстиции), чтобы, когда дело поступит к ним, они рассмотрели его хорошенько до того, как выносить решение. Но ты не очень полагайся на это и все-таки приезжай, так как без тебя ничего не сделает­ся, это тебе просит передать и Тетушка. Что касается Лонгинова, все, что можно было сделать в этом отношении — было сделано, когда ты был здесь, ты об этом, вероятно, по­мнишь. Но тебе совершенно необходимо, по словам людей, понимающих в делах, поскорее взять Лерха, так как можно опасаться, как бы противная сторона не перехватила его, тогда наш процесс проигран.

Прощай,

дорогой и любезный брат, нежно целую тебя и горячо желаю успеха в твоих делах. Катинька уже тебе писала, о деле Ртищева(заимодавец Д.Н). Все, кому мы показывали эти бумаги, очень не советуют тебе начинать его, потому что дела подобного рода могут вестись только между близкими друзьями или людьми, честность которых не вызывает сомнения и всеми при­знана, иначе это только повод для процесса; я думаю, что Рти­щев не может быть отнесен к числу таких людей.

Нежно поцелуй Маминьке ручки, я рассчитываю написать ей завтра.

ПИСЬМО 10-е

(1 октября 1835 г. Петербург)

Я получила недавно твое письмо, дорогой Дмитрий, и ес­ли я не написала тебе раньше, то только потому, что для то­го, чтобы дать тебе ответ по поводу бумаги, мне надо было повидать Плетнева, который взялся за это дело в отсутствие моего мужа; он тебя очень просит прислать ее в ноябре, к январю это было бы уже слишком поздно. Тысячу раз благо­дарю тебя от имени моего мужа за то, что ты был так любе­зен и взялся за это дело.

Что касается процесса (судебный процесс с Усачевым), я сделала все возможное. Прежде всего, как только я получила твои бумаги, я велела снять с них копию, чтобы дать ее Лерху, которого я попросила зайти ко мне. Я с ним говорила о нашем деле, просила взяться за него и просмотреть все бумаги. Несколько дней спустя он прислал мне все бумаги обратно с запиской, в которой пишет, что он не может взяться за дело, потому что оно уже разбиралось в Москве; он говорит, что следует подать прошение Государю, который решит, может ли оно слушаться в Петербургском Сенате. Не будучи довольна этим ответом, я обратилась к гос­подину Бутурлину, который не отказал в любезности прочи­тать все бумаги. Он нашел, что мы правы, а действия против­ной стороны — бесчестное мошенничество. Он мне посове­товал встретиться с Лонгиновым, взять обратно прошение, если это возможно, чтобы написать его снова от моего име­ни, потому что, ты извини меня, но мое имя и моя личность, как он говорит, гораздо больше известна его величеству, чем ты. Впрочем, добавил он, достаточно, если вы поставили там свою подпись. Но так как я не помнила наверное, подписала ли я его, я попросила через мадам Загряжскую свидания с Лонгиновым. Оно мне тут же было предоставлено. Я поехала к нему в назначенное им время, и вот результат моего разго­вора с ним. Он начал с того, что сообщил мне, что наше дело еще не пересматривалось, потому что чиновник, который должен был им заниматься, был болен воспалением легких и даже при смерти, но что накануне моего прихода наше дело извлекли из забвения, в котором оно находилось, и теперь они отложили все дела, чтобы заняться только нашим; оно очень серьезно, добавил он, и потребует по меньшей мере 15 дней работы. По истечении этого времени, сказал он, я смогу дать вам ответ, если не официальный, то хотя бы в частном порядке. На мой вопрос, могли ли бы мы рассчитывать на то, что он будет голосовать за нас, он ответил, что прочел наше прошение и ему кажется, что мы правы, но что его одного го­лоса недостаточно, так как кроме него имеются еще шесть че­ловек, которые должны решить, будет ли слушаться наше прошение. Что касается наложения ареста на наше имущест­во, то тебе нечего опасаться до тех пор, пока они не вынесут какого-либо решения. Он говорит, что дал тебе бумагу, кото­рую ты можешь показать в случае, если тебе будут устраивать какие-нибудь каверзы; она подтверждает, что закон полно­стью на нашей стороне. А теперь я хочу узнать, кто эти шесть человек, от которых зависит наша судьба, и если это кто-ни­будь из моих хороших друзей, то тогда я постараюсь при­влечь их на свою сторону. Второе, что мне хотелось бы уз­нать: является ли правая рука Лонгинова, то есть лицо, зани­мающееся нашим делом, честным человеком или его можно подмазать? В этом случае надо действовать

соответственно. Как только я узнаю это точно, я тебе дам знать.

А теперь я поговорю с тобой о деле, которое касается только меня лично. Ради Бога, если ты можешь помочь мне, пришли мне несколько сотен рублей, я тебе буду очень бла­годарна. Я нахожусь в очень стесненных обстоятельствах. Мой муж уехал (в Михайловское) и оставил мне только сумму, необходимую для содержания дома. В случае, если ты не можешь этого сделать — не сердись на мою нескромную просьбу, прямо от­кажи и не гневайся.

Прощай, дорогой братец, нежно целую тебя, а также Се­режу и Ваню. Поблагодари, пожалуйста, последнего за па­мять. Мать пишет, что он просил передать мне много доб­рых пожеланий.

ПИСЬМО 11-е

(28 апреля 1836 г. Петербург)

 Дорогой Дмитрий. Получив твое письмо, я тотчас же ис­полнила твое распоряжение. Жуковский взялся просить о твоем деле Блудова (министр МВД, приятель Пушкина, Жуковского, Вяземского и др.) и даже Дашкова, надо, стало быть, наде­яться на успех, если за это время ты не сделал такой глупо­сти и не подал в суд о нашем проклятом усачевском деле в Москве, вместо того, чтобы передать его в Петербургский Сенат, тогда я могла бы обеспечить успех, так как у меня много друзей среди сенаторов, которые мне уже обещали подать свои голоса, тогда как московских я не знаю и никог­да ничего не смогла бы там сделать.

Если я не писала тебе до сих пор, дорогой друг, то ведь ты знаешь мою лень; я это делаю только в том случае, когда знаю, что мои письма могут быть тебе полезны. Ты не мо­жешь пожаловаться, не правда ли, что я плохой комиссио­нер, потому что как только ты мне поручаешь какое-нибудь дело, я тотчас стараюсь его исполнить и не мешкаю тебе со­общить о результатах моих хлопот. Следственно, если у тебя есть какие ко мне поручения, будь уверен, что я всегда прило­жу все мое усердие и поспешность, на какие только способна.

Теперь я поговорю с тобой о делах моего мужа. Так как он стал сейчас журналистом, ему нужна бумага, и вот как он тебе предлагает рассчитываться с ним, если только это тебя не затруднит. Не можешь ли ты поставлять ему бумаги на сумму 4500 в год, это равно содержанию, которое ты даешь каждой из моих сестер; а за бумагу, что он возьмет сверх этой суммы, он тебе уплатит в конце года. Он просит тебя также, если ты согласишься на такие условия (в том случае, однако, если это тебя не стеснит, так как он был бы крайне огорчен причинить тебе лишнее затруднение), вычесть за этот год сумму, которую он задолжал тебе за мою шаль. Зав­тра он уезжает в Москву, тогда, может быть, ты его увидишь и сможешь лично с ним договориться, если же нет, то по­шли ему ответ на эту часть моего письма в Москву, где он предполагает пробыть две или три недели.

Теперь, после того как я исполнила поручение моего му­жа, перейду к поручениям моих сестер. Катинька просит те­бе передать, что ты еще ничего не ответил ей касательно ее Любушки (верховая лошадь Е.Н); раз она здорова, отправь ее немедленно и б е з отговорок, а также и лошадей Спасского, который ждет их с нетерпением и каждый раз о них спрашивает. Впрочем, не жди лошадей Спасского, чтобы отправить Любушку, а также всю сбрую на три дамских лошади. И еще она просит не забыть послать письмо Носову к 1 мая. Я по­ручила Сашиньке, дорогой Дмитрий, попросить у тебя к то­му же числу 200 рублей; если можешь их мне прислать, я те­бе буду очень благодарна.

Надеюсь, что ты сдержишь обещание и приедешь к нам в мае месяце, я приглашаю тебя в крестные отцы, так как именно к этому времени я рассчитываю родить. В ожида­нии удовольствия тебя увидеть нежно тебя целую. Спешу кончить, чтобы пойти позавтракать. Сережу и тебя крепко-крепко целую. Брат Иван, го­ворят, в Зарайске?Точно ли?

ПИСЬМО 12-е

(Июль 1836 г. Каменный Остров)

Я не отвечала тебе на последнее письмо, дорогой Дмит­рий, потому что не совсем еще поправилась после родов (Н.Н. родила 23 мая дочь Наталью). Я не говорила мужу о брате Параши (няня Пушкиных), зная, что у него совер­шеннo нет денег.