Волчьи ягоды
Шрифт:
Врач "Скорой помощи" констатировал инфаркт. Сердце фронтовика не выдержало потрясения. Утром Гафуров поинтересовался состоянием Гаркавого. Ему ответили: "В старину в таких случаях говорили: на все воля божья". Майор подумал о Гальченко. Наверное, Николая Артемьевича и таким ударом не свалишь с ног, но все же горек директорский хлеб, когда за спиной действуют Горлачи и Поляковы. Не знал? Недоглядел? Это можно сказать следователю. А себе? Собственной совести?
4
Лейтенант Ванжа шел берегом Самары. Кусты верболаза подступали вплотную к воде, змеиными извивами свисали
Еще минуту назад на Ванже был мундир с погонами, фуражка и сапоги, но вдруг он понял, что ступает по воде босиком. Вода теплая, как парное молоко, а песок щекочет пальцы. И вообще никакой он не лейтенант, а длинноногий мальчишка с хутора. Это потом, в будущем, он станет лейтенантом и заведет себе усы, точно такие же, как у отца или деда, которого Василь почти не помнил, разве что его усы. Все мужчины у них в роду были русыми, и все носили пшеничные усы. Было удивительно видеть свою жизнь сразу в оба конца, словно оказался он сейчас где-то посредине между тем, что было, и тем, что будет, но и то, что будет, уже было, и это он воспринимал как должное.
Тем временем темнота сгущалась, а Ванжа шел, раздвигая ее грудью, все дальше и дальше. Он не знал, куда и для чего, однако осознавал, что так нужно. Внезапно открылось болото. Заквакали лягушки. Какой-то голос шепнул ему, что это и есть его цель. На западе еще рдела полоска неба, но вот и она погасла, зато над лесом, прямо из его чащи стал всплывать месяц. Верхушки сосен цеплялись за месяц, закрывая свет, и все же он пробился сквозь завесу и упал на болото. "Будь внимателен, - шепнул Ванже тот же голос. - Настал твой миг".
И он увидел, как среди болота мягко, с легким всплеском из воды вытянулась черная почка. Почка лопнула, словно ее располосовал невидимый нож, из нее вырвался слепящий факел огня, затрепетал, распался на лепестки, и на воде закачалась громадная, невиданной красоты лилия. "Чего же ты стоишь?" - услыхал Ванжа и стремглав бросился в болото. В сумасшедшем ритме колотилось сердце, ноги увязали в мягком иле, но он знал, что не должен бояться, потому что его оберегает какая-то сила, которая привела его сюда. Стебель был плотный и ломкий, а хруст показался стоном. "Зачем я это сделал?" - билась болезненная мысль, а ноги уже несли к берегу, а руки крепко держали, словно зонтик, над головой лилию, которая колыхалась и дышала на него пьянящим воздухом.
Берег был уже близко, когда там, широко раскинув руки, будто собрался с кем-то поиграть, из темноты выступил черный человек со стеклянными глазами, и от его хохота содрогнулись окружающие камыши. "Глупый мальчишка! Лилии захотелось? Я знал, ты прибежишь за ней! Ты не мог не прибежать!"
Черный человек был знаком Ванже, где-то они уже встречались, наверное, в той, будущей жизни, когда он вырастет и станет лейтенантом. Стеклянные глаза пылали зловещим огнем, лицо расплывалось, как маска, на которой невозможно что-нибудь разглядеть.
"Я не выпущу тебя из болота! Несчастный мальчишка, ты погибнешь вместе со
И тогда Ванжа вдруг вспомнил, что умеет летать. По правде, это снилось ему в детских снах. Но ведь можно попробовать! Он подпрыгнул над водой, взмахнул руками и... полетел. Далеко внизу осталось болото, месяц плыл на одной с ним высоте, совсем рядом, его можно было положить на ладонь; тело было пружинистым и легким, словно перышко. Но вдруг он увидел, что у лилии осыпаются лепестки, один за другим они летели вниз, как белые птицы; тело отяжелело, руки перестали слушаться. Ванжа больно ударился о землю и увидел два зловещих огонька.
"Стеклянные глаза..." - обессиленно прошептал он.
Через несколько минут сотрудник милиции дозвонился до Панина.
– Товарищ капитан, он заговорил!
– Ну-ну, чего тянешь! - Панину изменила выдержка. - Что он сказал?
– Он сказал: "Стеклянные глаза".
– И это все?
– Все, товарищ капитан. Василий Михайлович уверяет, что очень четко сказал: "Стеклянные глаза..."
– Немного. Сам-то он как?
– Без изменений, товарищ капитан. Но я так думаю, раз заговорил...
– Ты как думаешь, - перебил Панин. - А врачи?
– Врачи ругают.
– Кого?
– Меня ругают. Чтоб не приставал с расспросами. Особенно этот, главный. Зверь! Только у очкастой и можно что-нибудь узнать, у Савчук. Очень вы ей понравились, такой, говорит, интеллигентный капитан.
– Благодарю за комплимент. Как ты сказал? Очкастой? Интересно. Может, стеклянные глаза - это очки? Как ты думаешь?
– Не знаю, товарищ капитан. Допустить можно. Но ведь сказано было в бреду.
– Я вижу, твое любимое словечко - "но". Скептический склад ума - это уже кое-что.
Панин повесил трубку и пошел к Журавко. Полковник стоял у окна и слушал майора Сироконя. Тот докладывал о завершении строительства нового здания райотдела милиции на Щорсовской. Докладывал без особого энтузиазма, было видно, что это строительство уже сидит у него в печенках.
– Ты скажи прямо, - требовал Журавко, - когда сможем переехать?
– Гаражи не готовы.
– Черт с ними, с гаражами. Транспорт пока что тут будем держать. Ты связь обеспечь, это главное. Мебель всю завезли? Завтра сам проверю. Переселяться придется в воскресенье.
– За день не успеем.
– Нужно. Ночь не поспим. Все. - Журавко говорил прерывисто, не скрывая утомления. Под глазами набухли синие мешки. - К слову, и партсобрание проведем в новом зале. Осточертело тесниться, да еще в жару.
– Только и радости, что скоро конец моим мукам, - вздохнул Сироконь. Так я пошел?
Панин рассказал о звонке из больницы.
– Может, в этом и есть какой-нибудь смысл, только что он нам дает? Людей в очках в городе десятки тысяч. - Полковник задумался, потушил недокуренную папиросу и швырнул ее в урну. - Некому ремнем отстегать: самому гадко, а вот никак не брошу... Ты, Олекса, все же распорядись, чтобы поискали таких, кто носит очки в окружении Полякова. Мало ли что!.. Как там в Тимирязевском?