Волчьи ягоды
Шрифт:
– Я согласен с вами, - поддержал следователя Панин. - Необходимо еще и еще раз осмотреть дом, гараж, чердак. Возможно, есть погреб, наконец, какой-нибудь тайник.
– Стоит поинтересоваться, кто знал, что Поляков оставался дома один, добавил полковник.
– Интересовались. В переулке Тимирязева не нашлось ни одной хаты, где бы не знали, что задаваки на собственных "Жигулях" двинулись отдыхать на Кавказ. Извините, товарищ полковник, но их там все так называют: задаваки. Очень они пыжились своим достатком. Машину повела дочка Полякова... -
– Следы?
– Следов хоть пруд пруди. Особенно в саду. Но отпечатков пальцев нет. Рюмка, из которой преступник пил коньяк, заботливо вытерта.
– Ваши предложения?
– Тщательный обыск в доме Полякова, выявление всех его связей и знакомств, ну и, конечно, допрос задержанных по делу "Пряжа". - Ремез вопросительно посмотрел на Панина, словно ждал от него совета. Панин никак на это не отреагировал. - Больше ничего, к сожалению, предложить не могу...
– Все направления поисков вести параллельно, - предупредил Журавко.
– Не помешает опросить поездную бригаду, - заметил Панин. - В двенадцать десять мимо дома Полякова прошел пригородный поезд. Как правило, именно там, перед семафором, он притормаживает. Следы преступника обрываются на насыпи. Не исключено, что он на ходу вскочил на ступеньки вагона. Кто-нибудь из железнодорожников мог заметить такого "зайца".
– А пассажиры?
– Пассажиры тем более, но попробуй их сейчас найти. Не давать же объявление через газету.
Журавко поднялся.
– Все, товарищи. Панин, более или менее свободных сотрудников - на разработку версий. Вы, Ремез, действуете по указаниям Котова. Это дело никак не изолируешь, все тут скрутилось в клубок.
– Можно мне несколько слов? - спросил Очеретный.
– Слушаем вас, Ларион Григорьевич.
Очеретный прокашлялся.
– На поддержку я вряд ли могу рассчитывать, - начал он, щуря глаза на Ремеза. - И все же скажу. Мне кажется, что следствие поспешило с оправданием Яроша.
– Опять двадцать пять, - подхватился Ремез. - Сколько можно говорить, что Ярош...
– Товарищ Ремез! - оборвал следователя полковник. - Имейте терпение. Продолжайте, Ларион Григорьевич.
– В конце концов, высказать свое мнение считаю обязанностью. Старший лейтенант Ремез, похоже, в восхищении от честности этого Яроша. Даже ночных соловьев вдвоем с ним ездил слушать в Дубовой балке. А что мы, собственно, знаем о нем? Говорят, способный звукорежиссер. Возможно. А еще что? Знаем, что Сосновская погибла в ночь перед его отъездом в Мисхор. А ведомо ли вам, товарищ Ремез, что до знакомства с Сосновской Ярош ухаживал за Юлей Полищук, той самой, которая проходит по делу "Пряжа"?
– Ну и что? - пожал плечами Ремез. - Не далее как в тот минувший понедельник он сам мне это сказал. Полищук и познакомила его с Сосновской. Девушки дружили.
– И вы не заинтересовались этим фактом?
– Представьте себе - заинтересовался. И узнал,
Панин видел, как лицо Очеретного покрылось пятнами. Журавко нахмурился.
– Надеюсь, Ремез, вы из этого возраста уже вышли. Идите. Вы тоже свободны, Ларион Григорьевич.
Ремез и Очеретный вышли. У двери случилась заминка, каждый вежливо пропускал другого первым.
Полковник обошел стол и вынул из ящика распечатанный конверт.
– Лубенец получил записку. Читай. Неизвестный доброжелатель обвиняет милицию в том, что она стала на защиту Яроша. Мол, поспешили снять с него подозрения. Фактически то же самое, что сказал Очеретный.
Панин пробежал глазами бумагу.
– Почерк намеренно изменен, - сказал он. - Буквы совсем падают влево. Экспертам не давали?
– После того как письмо прошло столько рук?
– Вы правы. Да и писал его, думаю, тот, кто хорошо знает, что такое дактилоскопия.
– Отдам я его Ремезу, - проговорил полковник. - Эта анонимка подействует на него, как красная тряпка на быка... Рахим звонил, знаешь?
– От Павелко. Но без подробностей.
– А где их взять, подробности, когда он только и сказал: вышел на важный след. Очень спешил. Я через областное управление попросил самарских коллег посодействовать.
– Водолазки?
– Признаться, я не очень верил этой версии, но Рахим... Не будем спешить с выводами. Ты уже обедал?
– Вы хотите спросить, ужинал ли?
– А который час?
Зазвонил телефон.
– Не иначе моя Евфросиния Тимофеевна! Перепадет мне сейчас и за обед, и за ужин.
Журавко сгреб трубку широкой ладонью, и по тому, как его лицо приняло ласковое и одновременно виноватое выражение, Панин понял, что начальник не ошибся.
2
Двор Самарского горпромкомбината был тесный и захламленный. В глубине его виднелись приземистые цеховые здания и складские помещения. Около одного из них суетились рабочие, укладывая картонные ящики в контейнеры, покачивался на стреле крюк автокрана. Вдоль ограды шелестели листвой молодые топольки.
Из окна кабинета директора была видна почти вся территория предприятия, металлические, покрашенные в пепельный цвет ворота и незастекленное окошко проходной.
– Обижаете, товарищ майор, незаслуженно обижаете, - бубнил директор комбината Гаркавый, обмахиваясь свернутой вчетверо газетой, хотя в кабинете было нежарко. - Наконец, какие у вас основания?
Гафуров был сама вежливость.
– Вы напрасно волнуетесь, Дмитрий Егорович, - говорил он, совсем неслышно выбивая дробь двумя пальцами на подоконнике. - Вряд ли стоит волноваться преждевременно. Нас интересует человек, который в скором времени прибудет на комбинат. Это не ваш работник, но я хотел бы видеть, с кем он будет общаться. Да вот и он! Легок на помине.