Волчица и пряности. Краски мира 3

Хасэкура Исуна

Я взял посох Хозяина и побежал. Побежал отчаянно.

Ветер, дождь и ночной мрак стали моими союзниками. Я мчался бездумно; когда я пришел в себя, уже светало.

Забыв о собственных ранах, я вымотал себя настолько, что не мог сделать больше ни шагу. Так на месте и упал, привалившись к большому камню.

Ночной ливень прекратился, словно его и не было; и я никогда не забуду тепло солнышка, поднявшегося над горизонтом. Больно об этом говорить, но вместе с этим теплом пришла мысль: здесь я и умру.

Сумел я защитить честь Хозяина или нет?

Так

я спросил себя, глядя на лежащий передо мной посох, который, несомненно, был ему очень дорог.

Я решил, что, когда попаду на небеса, обязательно спрошу Хозяина. Эта мысль была единственным моим утешением, когда я закрыл глаза, уверенный, что больше их уже не открою.

Поэтому, когда кто-то начал меня трясти и мои глаза открылись, я был убежден, что увижу небеса.

Но увидел я вовсе не то, чего можно ожидать от небес.

Передо мной была девушка с грязным лицом, одетая в рванье; даже старое дерево при дороге было бы изящнее, чем она. Она трясла меня обветренными руками – не чтобы их согреть, а чтобы меня разбудить.

Иногда, когда Хозяин выпивал слишком много кружек и его язык развязывался, он звал меня рыцарем. И хотя он очень редко рассказывал мне истории о взаправдашних рыцарях, я чувствовал, что в моем сердце в самом деле живет дух рыцаря.

Если так, от меня требовалось чудо.

Девушка, хоть и сама почти теряла сознание, отчаянно звала меня, чтобы я встал, вернулся с порога смерти. И если бы я не встал, то уже никогда не мог бы зваться рыцарем.

Я проглотил свои раны, свое изнеможение – и поднялся на ноги.

Никогда не забуду гордость, охватившую меня в тот миг.

Девушка сама была на краю смерти, но обладала таким добрым сердцем, что улыбнулась с облегчением, едва увидела, как я встаю. Ее одолевали голод и холод, но все равно она находила в себе силы заботиться о других и улыбаться. И тогда я понял, что нашел новую Хозяйку.

В следующий миг мы оба рухнули на землю, но остались вместе. Это была судьба. Какое-то время мы спали; разбудил нас голод, и мы открыли глаза одновременно.

Да, наша встреча была предначертана судьбой.

Я приобрел новую Хозяйку – Хозяйку, которая, хотя сама не очень уверенно стояла на ногах, обладала несравненной добротой и, вне всяких сомнений, была более чем достойна моей службы. Ее звали Нора, и она была достаточно юна, чтобы отчасти сохранить детскую невинность.

Меня, скромного слугу, зовут Энеком. Благодаря тому, что мое имя нанесено на посох, который я вручил своей новой Хозяйке, я избежал несчастья подвергнуться смене имени. Похоже, большие повороты судьбы влекут за собой малые.

Мы не можем говорить друг с другом, но от этого наши узы лишь крепче. Интересно, стала бы сердиться Хозяйка, если бы узнала, что я, всего лишь пес, так думаю. Она прекрасный человек, но, если меня рядом с ней не будет, ей будут грозить большие опасности, и потому я прощу ее, даже если она рассердится.

Если хотите узнать, почему, вам достаточно просто взглянуть.

Когда я не лежу у нее под боком,

она не может спать спокойно. Быть может, Хозяйка и слаба, но наши с ней узы прекрасны: каждый из нас поддерживает другого. Поэтому я сплю с ней под одним одеялом. Так и теплее нам обоим.

Сейчас зима.

Никто не усомнится в мудрости такого решения.

***

Утро зимой приходит рано.

Конечно, не потому, что солнце рано всходит, а потому что холод не дает спать.

Мы оба проснулись до рассвета, посмотрели в темное небо и одновременно зевнули. Дальше Хозяйка несколько раз чихнула, но уже без меня; я снисходительно смотрел на эту ее слабость.

– У меня просто нос зачесался, – оправдывающимся тоном сказала она, заметив мой взгляд. – В любом случае…

Она прижимала меня к себе под одеялом, не желая встречаться лицом к лицу с зимним морозом, но в конце концов собралась с духом и откинула одеяло. Потом, глядя на малочисленные звезды, все еще сверкающие в небе, она продолжила:

– Я все еще не могу привыкнуть, что не слышу блеяния овец, когда просыпаюсь.

Да. Я тоже.

– Жить пастушкой было трудно, но… сейчас, когда мне больше не нужно этим заниматься, мне немного тоскливо.

Пастушья жизнь, где необходимо постоянно присматривать за беспомощными овцами и вести их туда, где они могут вволю наесться зеленой травы, действительно очень изматывает. Будучи предоставлены сами себе, овцы разбредаются, и сколько их ни ругай, они все равно не запоминают дорогу. Все, что умеют эти бессильные создания, – блеять; они совершенно не разбираются в том, какие должны быть отношения между хозяином и слугой. Понятно, что пасти их очень тяжело.

Хозяйка и я долгое время зарабатывали на жизнь этим трудом, однако ничто не длится вечно, и вот мы решили сменить профессию. Что касается меня – я рад, что не приходится каждое утро видеть встревоженное выражение лица Хозяйки, которая пересчитывает овец, чтобы убедиться, что ни одна не ушла куда-то ночью.

И все же теперь, когда вокруг нет этого беззаботного блеяния, чувствуется, что чего-то не хватает.

Прошло уже две недели с тех пор, как мы с Хозяйкой отправились в путь, и пора бы уже этому тоскливому чувству исчезнуть. Но как бы твердо я в это ни верил, стоит мне взглянуть на рассеянное лицо Хозяйки, и я просто не могу не потыкаться носом ей в щеку.

Не хочу видеть ее такой хрупкой.

– Мм… прости. Все хорошо, – сказала Хозяйка и, обхватив мою морду обеими руками, улыбнулась.

Я почти хочу забыть выражение лица Хозяйки, когда она отцепляла от посоха колокольчик, символ пастушьего ремесла. Но никогда не забуду.

Я гавкнул, и из пасти вышло белое облачко.

Хозяйка стыдливо улыбнулась и снова стала самой собой.

– Ну ладно. Выйдем пораньше, да? Только чуть-чуть погоди – я слишком быстро прошла последний город, – сказала она и, неловко улыбаясь, совершенно по-детски достала хлеб из своего мешка.