Волчица и пряности. Краски мира 3

Хасэкура Исуна

***

– …Энек, – сказала Хозяйка, глядя на начавшее садиться солнце. – Я… просто ужасный человек.

Думаю, Хозяйка могла бы пересчитать по пальцам одной руки те случаи, когда она спала на настоящей кровати.

Однако сейчас, когда у нее была кровать, она заснула в слезах. Ее голос звучал хрипло; возможно, она и во сне тоже плакала.

Пока я так думал, Хозяйка перешагнула через лежащего возле кровати меня и отпила воды из кувшина.

– Здесь

ведь полгорода умерло от мора.

Бронзовый кувшин почернел от возраста и был весь во вмятинах от частого использования. Впечатляло, что он все еще не тек.

Конечно, еще больше впечатляло, что Хозяйка, встреченная с такой враждебностью, была столь добросердечна, что не думала дурно об Арс.

– …

Какое-то время она держала кувшин молча; когда я уже решил, что сейчас она вернется в постель, Хозяйка потрепала меня по спине ногой и села на край кровати.

– Думаю, торговцем я бы стать не смогла.

Для торговцев ложь, обман и воровство – в порядке вещей. Они обладают иным типом храбрости, чем Хозяйка, которая может разделать овцу, если это будет необходимо. Она абсолютно неспособна воспользоваться чьим-то затруднительным положением к собственной выгоде.

Я обнюхал босые ноги Хозяйки; впервые за очень долгое время на них не было ни грязи, ни пыли; однако Хозяйка отдернула их, будто удивленная.

– Столько людей умерло… а я думала только о себе.

Она отвалилась спиной на кровать, и по шелесту ткани я понял, что она сворачивается в комочек под одеялом.

Ох уж.

Если бы не это ее обыкновение всегда и во всем винить себя, ее жизнь была бы чуточку легче.

И все же.

– Мм… Энек?

И все же не могу отрицать, что я люблю ее такой, какая она есть. Ведь из этой черты характера проистекает ее искренность.

– Все хорошо… все хорошо, и… эй, щекотно! Эй!

Я игрался с ней; после где-то трех отбитых ею атак Хозяйка обняла меня и зарылась лицом мне в морду.

– Нельзя останавливаться. Правильно?

Ничто на свете мне не нравится так сильно, как ее профиль, когда она в гордом одиночестве идет по полям. Я заворчал, потом гавкнул. Хозяйка обняла меня еще крепче, почти до боли, и отпустила.

– Давай зайдем к епископу, – ее глаза были красны от слез, но улыбалась она искренне. – И потом, если исповедаемся у священника, нам это сослужит добрую службу, а? – продолжила она, собираясь на улицу. Она не заметила, как я свернул хвост кольцом, спрашивая ее, достаточно ли я сильный.

Хозяйка!

– Пойдем, не смотри на меня так! Играть сейчас некогда!

Никогда я не был более признателен, чем сейчас, что не умею говорить!

***

Когда мы вышли с постоялого двора, небо было уже красным. В предыдущей жизни нам скоро пришлось бы готовиться к ночлегу.

Хозяйка слегка зевнула на ходу – это проявлялись остатки сонливости, которую она ощущала после долгого и утомительного

плача. Заметив мой взгляд, она отвернулась, пытаясь скрыть зевок.

Улицы были так же малолюдны, как и раньше, но в свете закатного солнца выглядели еще печальнее. Хозяйка не любила сумерки и, пока мы шли в одиночестве по пустым улицам, не убирала руки с моего загривка.

Не могу винить ее в этом. Я тоже не люблю сумерки. Если меня спросят, что именно мне в них не по душе, я отвечу прямо: длинные тени. Когда Хозяйка стоит на вершине маленького холма и смотрит на закат, у нее такая громадная тень! Из-за этих теней трудно определять истинный размер предметов, это заставляет меня тревожиться без нужды. На закате даже у овец тени ужасающе длинные.

На здешних заброшенных улицах тени были только наши с Хозяйкой, и все равно они внушали мне какое-то смутное беспокойство. Один раз я ощутил чье-то еще присутствие и встретился с настороженным взглядом бродячего пса. Лишь когда мы дошли до церкви и там наконец увидели лица других людей, Хозяйка вздохнула с облегчением. Я ее очень хорошо понимал.

– Надеюсь, Его святейшество хорошо себя чувствует, – сказала Хозяйка.

Я бы ей не смог ответить, даже если бы она меня спросила, но если вспомнить его состояние прошлой ночью – кто знает, выкарабкается он или нет.

Человеческое тело такое непрочное.

Я не мог не заметить, что Хозяйка сделала глубокий вдох. Ее напряженное лицо выдавало решимость не трусить, в каком бы плохом состоянии ни оказался Джузеппе.

– А, ты та самая девушка… – раздался голос, обращенный к Хозяйке, как только мы вошли в церковь.

Сразу за открытыми дверями церкви собралась кучка полных женщин; они о чем-то перешептывались.

Мои невеликие познания подсказали мне, что, судя по белой ткани, покрывающей их руки и головы, эти женщины ухаживают за двумя важными особами, прибывшими в церковь.

Когда за тобой присматривают такие крепкие на вид люди, понятно, что чувству слабости, угрожающему загасить свет сознания, места не остается.

– Ээ, мне захотелось спросить о состоянии здоровья Его святейшества.

– А, понятно. Сейчас он спокойно спит. Несмотря на ужасную рану, совсем недавно он без перерыва молился.

Среди людей, как и среди зверей, в любой группе, где больше трех, всегда есть вожак. С нами сейчас говорила самая крепкая из женщин, а остальные согласно кивали.

– Что, такая плохая рана была?

– Да, была плохая. Когда мы проснулись и прибежали сюда, то сначала подумали, что она не очень плоха, но в его возрасте… Но Его святейшество благословлен Господом, так что он непременно скоро поправится, – и женщина улыбнулась надежной улыбкой, которая очень шла к ее крепкой фигуре; такая улыбка даже страдающего в агонии человека может умиротворить и тихо проводить в мир иной. Хозяйка совершенно не умеет фальшиво улыбаться, но даже она невольно вернула улыбку.