Волчок

Оленева Наталия

— А… ага, — расплывчато пробормотал Север в колючую теплую кофту.

— Не забывай только, что ты не один. Ты для нас всегда родной. Главное, не опускай руки. Все образуется. Ясно? — Ялка отстранилась и потрепала Севра за щеку. — Хорошо?

— Ага.

На печке снова зашипело. Ялка метнулась ловить убегающий суп. Север не мог оставаться в доме без дела и пообещал наколоть дров. Нужен был свежий воздух, чтобы распутать гирлянду из скопившихся мыслей и новой информации. Он обул огородные ботинки, набросил фуфайку, не застегиваясь, и вышел во двор.

Свинцовое небо обещало ранний снег, либо сильный

ливень. Холодный воздух леденил чуть влажную футболку под распахнутой фуфайкой, вызывая легкий озноб. Но когда охотник начал работать топором, ему быстро стало жарко. Увлекшись, он рубил с таким остервенением, как будто это деревяшки виноваты во всех его бедах.

Разговор с Ялкой немного его успокоил. Но этот покой был поверхностный и ненадежный, как лед на реке весной. Подо льдом таилась бурная река — гнев и непонимание. Злился он отнюдь не на обман с оборотнем. Разве он вправе осуждать людей за то, что они просто ухватились за единственный шанс выбраться из умирающей деревни? А Влад не так уж и пострадает, если все, что Лютомир от него хочет это передача наследства.

Север злился на свою жизнь. Он хотел только лучшего. Старался изо всех сил, чтобы закончить обучение и попасть в охотничью дружину в городе. Хоть его и не взяли на миссию по поиску оборотня — что тоже было странно, учитывая его дар, — он не сдался и занял место одного из охотников. Пусть и обманным путем. Но этот обман стоил ему невероятных душевных мук и смекалки. А в итоге, двенадцать лет обучения и два месяца погони за оборотнем — черту под хвост.

Что еще хуже — даже здесь его Гарья обскакала. Всем успела помочь. "Бедная девочка", ага, как бы не так, — обиженно сопя, думал Север. — Так "переживала", что сразу умотала и не абы куда, а во дворец и под венец. Быстро устроилась. Наверняка она и не ухаживала особо за мамой. И дом сожгла ему назло, в этом он даже не сомневался.

Он рубанул с такой злостью, что четвертинка головешки развалилась еще на четыре щепки. Это уже не дрова, а хворост какой-то. Еще и топор застрял в чурбане. Пришлось упереться в него ногой и расшатывать увязшее лезвие. Скрип, издаваемый при этом, напоминал ехидное хихиканье.

"Даже топор не научился держать" — прозвучала в голове ядовитая усмешка сестры.

Разозлившись, Север рванул рукоять. Высвободившийся топор чуть не угодил ему по зубам. Натолкнувшись спиной на стенку дома, он только теперь заметил боковым зрением фигуру у калитки и резко обернулся.

— Доброе утро, — сказала Марийка.

Голос ее был, как всегда, мягким и ровным, но сейчас казался холодным, отрепетированным, словно был скопирован пересмешником.

Зайдя во двор, она закрыла калитку. Они с Ялкой до сих пор так делали. Наверное, по привычке. От кого здесь закрываться? Соседей-то давно нет. Если только от обглода* — наглой твари, разоряющей огороды. Так ему-то двери не нужны, захочет — забор сломает да и возьмет что приглянется. Скорее всего, закрытая калитка сохраняла иллюзию, что в деревне кроме них есть еще люди.

— Доброе утро, — ответил запыхавшийся Север куда менее теплым тоном, чем рассчитывал.

Девушка опустила взгляд и пошла в дом.

— Ну, молодец, — сказал охотник сам себе с безнадежным вздохом.

Вот кого ему было жаль — Марийку, единственную подругу. Она винила себя за то, что

не рассказала взрослым о его побеге, что не уберегла его мать, и за то, что ее собственные родители вынуждены были жить в этой дыре. Вот она и умолчала о том, почему на самом деле они "украли" оборотня. С таким грузом загонов она еще умудрялась держаться непринужденно и доброжелательно. Позавчера, конечно, она действительно была веселее, звонко смеялась и была искренне рада его видеть. Глаза ее по-настоящему блестели. А потом, после разговора об оборотне и похода к Севкиному дому девушка словно осадила себя. И нельзя сказать, что они поссорились — она не избегала его взгляда, — но и особой теплоты в глазах уже не было.

Стук упавшего полена, заставил Севра обернуться и испуганно замереть.

На чурбане сидел черт. В тени дровника на кучке поленьев — еще один, поменьше и потому не такой смелый. Тот, что сидел на пне, глядел на охотника прямо и нагло, без всякого страха. А вот Севру жутко стало. Так близко они подходить не должны.

Домовые черти — те же крысы, — почуют наживу и приведут с собой десятки собратьев. Только в отличие от грызунов, которые разносят только блох да заразу, черти в большом количестве навлекают на жителей дома апатию, тревожность и страх, превращая их жизнь в кошмар и доводя их до помутнения рассудка — "чертовой болезни". Последнюю стадию можно было заработать еще быстрее, просто по неосторожности дав черту себя укусить.

Север своим упадническим духом привлек целых двоих чертей. Так себе достижение.

— А ну! Пшел! — рыкнул Север и замахнулся топором.

Но не тут-то было. Черт не шелохнулся. Только в самую последнюю секунду увернулся от топора, отпрыгнув лишь на пару шагов. Север разозлился и пошел на него.

— Кому сказал...!

С трудом, наглую нечисть удалось прогнать за забор. А вот второй черт, видать, затупил и заметался по дровнику. Севра посетила шальная мысль мальчишки увидавшего в канаве пиявку — а что будет если поймать.

Существовала крылатая фраза "Поймать черта за хвост". Ей приписывали два разных значения: отвагу, граничащую с глупостью и отчаянную доблесть, пересилившую брезгливость. Руки так и зачесались проверить, которое суеверие верно. А заодно показать гнусной твари, какие в этом доме его ждут почести. Да и на ком еще можно выместить злость без ущерба для совести, если не на черте? Угнетенная проблемами душа требовала безумного поступка.

Бесенок оказался вертким как жук. Вдвоем с охотником они устроили в дровянике поленный апокалипсис. Ровно уложенные ряды поленьев сыпались на пол. Но старания окупились, и Север впервые в жизни все-таки смог ухватить юркий хвост. Правда, сразу же с болезненным шипением отпустил.

— Вот, черт!

Черт убежал, а Север стоял и рассматривал свою ладонь, покрытую колючим ковром плотно засевших под кожу черных шерстинок. Доказано: Севка — отважный дурак, граничащий с глупостью, пересилившей отчаяние. Даже в дом возвращаться было стыдно.

— Пельмешки… из пересмешки…, — только и вымолвила Марийка, уронив недочищенную картофелину миску с водой, когда на пороге молча возник насупленный Север, держа перед собой руку, черную от известно чьей шерсти.

Ялка, заслышав замечание дочери, вышла из своей комнаты за печкой и всплеснула руками.