Волчок
Шрифт:
— Ну а, ты? Хочешь стать таким? Если нет, то отдай дар и трон и вали на все четыре стороны!
— Я все сказал, как вы просили! Никакого голоса не было! — заявил Влад, сам не ожидавший от себя такого жалкого голоса.
— Он принял тебя, но не ответил. Странно, — уже более спокойно рассуждал старик и снова опустился к чешуйке. После недолгого бормотания, он выпрямился.
— Обратись.
— Что?
— В волка. Сейчас же.
— Я н-не могу.
— Что ты не можешь?! Обратись и все!
— Да не умею я!
— Что значит —
— Я этого никогда не делал!
— Не делал?! А кто убивал моих охотников?!
— Понятия не имею, — упрямо повторил Влад. — Но точно не я. Я даже не знал что я оборотень. Сев… мне сказали, что оборотня во мне запечатали. Поэтому меня долго не могли найти!
Он не знал, почему исправил оговорку. Ничего бы не случилось, упомяни он Севра, но с перепугу он не решился называть чьих-либо имен.
Лютомир походил туда-сюда, раздумывая.
— Может быть, может быть, — сказал он, надевая маску змея, и оптимистично добавил. — Но я знаю, кто нам поможет разобраться.
Глава 29 Науфьный подход
Единственное окно под потолком было замуровано картонками и досками. Однако в просторной комнате было по-рождественски светло. Свечи были повсюду: среди стопок опаленных книг, в эмалированной раковине, на клетке с кроликами, на заплесневелом ломте хлеба. Некоторые огарки находились в опасной близости с книгами и сушеными травами, пучками висяшими на стенах.
Легкий сквозняк шевелил огоньки, от чего свет игриво мерцал в колбах с разными жидкостями и порошками, на приборах с трубками, пробирках и на прутьях висящей вместо люстры большой клетки. Внутри нее ворочалось и стучало по дну когтями что-то большое и пернатое. Серые перья с цветным отливом сыпались на стол, закладками ложась на страницы книг с формулами, звездограммами и анатомическими рисунками.
Помещение напоминало лабораторию, избу травника и подвал колдуна одновременно.
Хозяин всего этого добра, шестирукий упырь Хафён сгорбился у стола и над чем-то колдовал. Он достал пинцетом со дна банки одну из последних пяти-шести лапок ворона; растер замоченные в мутной жидкости коричневые листья; посыпал черным порошком, затем взял сосуд с вязкой бурой кашицей и поболтал перед собой, жадно присматриваясь к гуще красными глазами.
— В этот раф ффе будет идеально. Я вше рафчитал, моя кукуфенька, — с предвкушением прошепелявил ученый, обращаясь к птице в клетке, и непроизвольно облизнул губы быстрым языком.
Он наклонил сосуд. Красная капелька зависла на краю. Птица над столом защелкала клювом о прутья.
— Опяфь кто-то идет? Ладно. Уфпею. У меня уфе вфе готово.
В коридоре грохнула дверь. Рука ученого дрогнула, и бордовая жижа залила весь бутерброд.
— Я не могу работафь в таких уфловиях! — Хафён взметнул все руки к потолку.
Дверь в лабораторию открылась — можно даже не сомневаться, что с пинка, в этом огромном
— Вафа Фефофь! — с полным ртом поприветствовал Хафён, быстро повернувшись к вошедшим.
Все, кроме князя, на секунду брезгливо оторопели. Что-то дожевывающий ученый был перемазан в красном, а из уголка рта торчала воронья лапка. Хафён всосал ее и быстро захрустел.
— Фто? Это кефюп.
— «Кефюп», — передразнил Лютомир. — Я кажется, просил экономить его, а не обмазываться. Я не пошлю человека в Явь только ради твоего «кефюпа».
— Я нифего не могу поделафь фо фвоей природой! Кто мне феловефью крофь даст?
— Кстати о природе. Хорошо, что ты уже пообедал. Я тебе работу привел.
— Фуфаю, — Хафён, не глядя, схватил со стола одну из пузатых колб и стал из нее звучно пить.
— Знакомься. Это Владислав. Оборотень.
Ученый поперхнулся извергнув ярко-зеленый фонтан.
— А пофему вы его ко мне прямо так...? Где оковы и фепи?
— Поэтому мы к тебе и пришли. Он не может обратиться.
— Как это? — ученый уставился на Влада, а тот на него.
Такого покемона Влад еще не видел. Скрюченный, непонятного возраста бледный как известь тип в сером халате с соответствующим количеством рукавов для шести рук отдаленно походил на мужскую версию многорукого божества. Только у этого глаза были навыкате и шепелявость, причем не сплошная, если можно так выразиться. Одни и те же буквы упырь иногда произносил нормально, а когда нервничал, то язык его начинал заплетаться.
— Кто-то запечатал его, — продолжил Лютомир. — Так он говорит.
— Да? — ученый любопытно наклонил голову и облизал губы. — А с чего вы вообфе взяли, фто он оборофень?
— Он касался чешуйки и не умер. Но диалога не сложилось.
— А фего он такой побитый?
— Да это Реська психанул, — отмахнулся князь. — Ну, так, что. Сделаешь? Желательно сегодня.
— Фегодня?! — выпучил и без того большие глаза упырь. — У меня же не двефти рук, а только фефть. Мне ефе бальфамы для охотников и удобрение для кабафьков делафь.
— Ты что, паразит, не понимаешь? — тоном близким к краю терпения настаивал Лютомир. — Дело первостепенной важности. Уж отплачу, не волнуйся.
— Два яфика кефюпа. И Электрифефтво!
— Хренифефтво! Масляную лампу поставь! Или окно открой и будет светло!
— Вы же фнаете, я не перенофу солнефный свет. А мафло воняет.
— Ты у нас тут розами пахнешь! Делай или я найду другого работника! Сейчас же!
— Ну, конефно. На вонюфую плоффадь электрифефтво ефть, — заворчал под нос Хафён. Он переставил свечку из раковины на стол, помыл руки и прополоскал рот. Потом стал что-то искать на столе, вернув мешающую свечку в раковину. — На тюрьму ефть. И на фкотовник. А то убирать дерьмо при фвефях нефолидно. Но на фамое вафное и полефное, на науку — фалко! Ну! Фего стоиф? Фюда иди, как тебя...