Волчья шкура
Шрифт:
— Почему не взял моего человека? — нахмурился куратор.
— Его не было на месте. А с запада шли тучи. Дождь бы смыть все успел.
Юлиан посмотрел на него недовольно, но перед чужими взглядами выволочку устраивать не стал.
— И что дальше?
— Ну мы несколько раз ходили на то место… Потом отец припряг, ну я как-то и забыл…а Олежка он такой…никогда не отступает.
— Ситуация ясна. Не могу понять одно: чем мы виноваты?
Ефим смотрел на них удивленно
—
— Если вы, два идиота, которые влезли туда, куда соваться им запретили…ведь запретили? — вопросительный взгляд в сторону подчиненного.
— Запретил. Категорически, — заверил тот.
— Сказано вам было: ни в коем случае на месте том не появляться! С вами что, следователь по-лакорийски говорил?
Ефим отрицательно помотал головой.
— Тогда сами и виноваты, — безразлично сообщил парню граф. — Я вокруг каждого идиота с табличкой: "не суй пальцы в огонь — он жжется!" бегать не намерен.
И он отвернулся к Афанасьеву, прибывшему с докладом.
Когда начальник военного отряда отбыл, Артемий подошел к Дарли.
— Возможно, это убийство неслучайно.
— Думаете, месть? — подхватил его мысль тот.
— Вполне возможно.
— Тогда дело еще хуже.
— Почему?
— Если бы он убивал из-за инстинкта, его можно бы было ловить как зверя. Спровоцировать, загнать в конце концов. Но движут им вполне понятные человеческие мотивы. Помощницу лекаря испугала его просьба — подкараулил, убрал. Парень пытался выследить, откуда он пришел — загрыз. Как прикажете его ловить?
Ведун задумался.
— Не все в нем от человека. Он же охотника гнал? А ведь мог убить сразу.
— Гнал, — согласился куратор. — Но видимо для того, чтобы тот почувствовал тоже, что чувствует зверь, на которого ведут охоту.
— Или ему это еще и понравилось? Он мог перегрызть ему глотку, но предпочел обезобразить лицо.
Юлиан присел на пень, обдумывая эту мысль.
Тут было над чем поразмышлять.
* * *
— Ушла в лес.
— В смысле?
Артемию показалось, что он ослышался.
— Че непонятного? — Никитишна посмотрела на него с изумлением. — В лес ушла Бирючка. Травы собирать. У нее ж тетка знахарка была, кой-чему научила. Сказала, что-то там у Семки заболело. Еще пополудни убегла, после дойки.
Ведун чуть не взвыл в голос. Дело близилось к вечеру. Неужто не вернулась? Может…
— Корова где?
— Мальчонка ейный домой повел…
— Он же болеет!
— Да не, не болеет. Болит что-то, она сказала. Так разве синяк какой или зуб мешают животинку домой привести? Смешной вы, ей-богу!
Мужчина отошел от дурной бабы. Все, что хотел,
Артем привязал коня у корчмы и поспешил по тропинке к опушке. Однако заметил вдали знакомую фигуру и дальше припустился бегом.
Бирючка смотрела на подбежавшего мужчину с немым изумлением. Тот стал рядом, оперевшись руками о колени и пытался отдышаться.
— Дура… — прохрипел он.
— Что?
— Ты, глупая женщина, помереть захотела?
Та, кого столь неприглядно охарактеризовали, испуганно отступила на шаг назад. И еще.
— Стоять! — он ухватил ее за руку. — Ты нормальная? По лесу убийца ходит, а ты травки пошла собирать на ночь глядя!
— Какой убийца???
— Который Олежку вашего убил!
— Охотник мертв?
Артемий посмотрел на ее лицо и понемногу стал успокаиваться.
— Вы не знаете, что ли?
— Откуда? — удивилась женщина. — Кто нам что говорит-то? Ходили слухи, что вы ведьму-леснянку ищите, так то слухи.
— А Витка? Она же рассказывала.
Дарья нахмурилась.
— Немного. Она из дому теперь редко выходит. Да никто и не воспринял ее всерьез. Понятное дело, перепугалась девка. Но виданое ли дело, чтоб зверь человеком оборачивался!
— Виданное. Очень даже. Только человек зверем, Даша. Человек. И человек этот уже убил пятерых.
Дарья стояла молча. Смотрела на него так, словно ждала, что он сейчас посмеется, скажет "Шутка!" и об этом ужасе можно будет не думать.
Но мужчина выглядел серьезным. И очень взволнованным.
— Как же так…
У нее корзина с травами чуть из рук не выпала.
— Так про Олежку…правда?
Руки ее задрожали, он хорошо это почувствовал, ведь до сих пор держал ее ладонь. Она испуганно обернулась к лесу, потом посмотрела на следователя.
— Вот-вот. Знаешь, как я перепугался?
А потом он шагнул вперед и обнял ее.
Было уютно. Тепло. И почти нестрашно. Даша-Даша, что ж ты делаешь, опомнись!
— Пусти.
— Сейчас. Дай хоть осознаю, что ты живая.
Ударь его, Даша. Обидь, пока он тебя не обидел.
— Пожалуйста, пусти.
Эх, как была дурой, так и осталась. А говорила, злобы в тебе много. Где она, твоя злоба? Что ж не пнешь ты мужчину, что бежал тебе навстречу узнать жива ли?
Слышишь, ты, городской, пусти. Пока еще она сама может отстранится. Ведь ухватится за тебя — обоим больнее будет.
— Ну раз пожалуйста…
Он руки разжал. Но уходить не спешил. А Дарья стояла какая-то пришибленная.
— Пошли, провожу. — Он аккуратно вытащил из бледных пальцев корзинку и взял ее за руку.