Волчья ягода
Шрифт:
— Вот смачивай и обтирай.
— Я?
— Так твое присутствие ее успокаивает! Вон как притихла. А мне со своими нужно потолковать. Действие отвара временно, а сила… большая сила в твоей паре. Эх, хорошая Луна придет мне на смену! Хорошая! Главное ты не запогань!
— Ба, она жена Игоря.
— Жена. — кивнула она. — Пока!
И вышла, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Я аккуратно мочил ткань в очередном бабушкином зелье и как можно старательнее обтирал открытые участки девичьей кожи. Стараясь не сильно
Иначе все предохранители повылетают нахрен!
Итак, чувствовал себя свихнувшимся фетишистом! Время от времени наклоняясь к такому манящему изгибу шеи и вдыхая запах пары. Накрывало меня нехило, и только факт, что Женя в горячке, немного остужал пыл.
— Эко ж тебя накрыло, внучок! — голос бабушки немного разогнал туман в голове. — Ты отправь машину к Тимофеевне и Лукиничне, одна я не справлюсь, тут сила круга нужна. Да только где взять-то его посреди тайги? Попробуем втроем справится. Давай, давай, не теряй зря время. А потом сюда приходи, я сама ее успокоить не смогу.
Я выскочил за дверь, чтобы тут же начать звонить. Отправив машины в стаи белых и медведей, вернулся обратно. Женя вновь билась и выгибалась на кровати.
— Черт! — ринулся к ней, придавливая грудью.
Девушка тут же успокоилась.
— Рядом ложись! — потребовала бабушка, — Чего смотришь, ложись! И сам поспишь, и она сил для ритуала наберется. Не до приличий сейчас!
Я тут же воспользовался советом, просто перекатившись на другую сторону и притянув Женю к себе под бок. Она сама зарылась носом мне в грудь, положив на нее еще и ладонь. И… успокоилась.
— Да и кому нужны людские приличия, если тут людьми-то и не пахнет! — собрав миски и кружки, бабушка ворча отправилась на выход. — Если будет полыхать, ничего страшного, так должно быть! — предупредила она у самой двери. — Утром еще отвару принесу. Спите!
Я долго лежал, вглядываясь в нежные черты дорогого лица. Сейчас Женя казалось расслабленной, и от того еще более нежной. Мне так хотелось провести ладонью по гладкой коже, но страх, что горячка вернется не позволял это сделать. Мой волк, как ни странно, был доволен, и даже не пытался настоять на чем-то большем.
Так и пролежал всю ночь, любуясь собственной парой. Мог бы, наверное, и вечность. Но утром прибыли ведьмы соседних кланов. И если Любовь Тимофеевна была Луной Смирновых, то у Добронрава Лукинична была лишь знахаркой в стае берсерков. Да и нрав у этой женщины явно не соответствовал имени.
Меня тут же выперли из комнаты. Бабушка, тащившая очередной графин с тем же отваром, добавила.
— Иди, займись делами! До вечера мы тут сами управимся. И еще, Настенку к Татьяне отведи. Пусть присмотрит.
Настена уже не спала, это я почувствовал по дыханию, проходя мимо детской. Но и вставать не собиралась. Она лежала на кровати уже полностью одетой и тут же вскочила,
— Отведи меня к маме! — потребовала племяшка.
— Малыш, мама болеет. Давай сначала позавтракаем. — попытался я уговорить ребенка, но Настена не повелась.
С укором посмотрев на меня такими знакомыми серыми глазами, девочка очень по-взрослому произнесла.
— Дядя Егор, давайте договоримся…
— Давай.
— Если я говорю, что мне нужно к маме, значит действительно нужно! — и вновь обожгла грозовым взором из-под ресниц.
— Ну хорошо! — согласился я, представляя, как мне перепадет от бабки. — Но только потом сразу завтрак.
Вот только прогнозы не оправдались, вышедшая на стук Лукинична лишь только взглянула на высказавшую ту же просьбу девочку, сверкнула своими глазами и пропустила ее без слов. Мне же бросили:
— Жди! Это недолго!
Через полчаса Настену вывели обратно.
— Накорми. Побольше сладкого!
Никогда не понимал эту манеру Медвежьей Ведьмы, как за глаза называли Добронраву Лукиничну, разговаривать рубленными фразами. Ведьмы для меня всегда были женственными и теплыми, как бабушка или Тимофеевна, но эта женщина меняла все стереотипы.
— Что, Зайчонок, идем?
— Идем. — тихо ответила племяшка, крепко цепляясь за мою руку. Было что-то щенячье трогательное в этом обхвате детских ручек, что я, недолго думая, подхватил девчушку на руки. Она тут же обвила мою шею, уткнув в нее свой маленький насупленный носик, вызывая в душе непонятный спазм. Прижав ее тельце сильнее к себе, понес Настенку на кухню.
— Ничего, малыш, прорвемся!
Завтрак пришлось готовить самому.
— Мне твоя бабушка сказала, что мама до завтра болеть будет. — выдала Настя, после того как доела яичницу
— Ну, раз бабушка сказала, значит так оно и есть! — взгляд девочки тут же потух, видимо от меня она ждала опровержения. — Хочешь я тебя с друзьями познакомлю?
— Хочу! А они твои друзья?
— Ну, если захочешь, станут твоими тоже.
— Хочу, хочу!
Настенка тут же спрыгнула со стула, но повернувшись и потянувшись, забрала свою чашку, чтобы переставить в раковину. То же самое малышка проделала с тарелкой. А потом пододвинув стул залезла на него с ногами.
— Нужно посуду помыть, мама болеет, а бабе Лизе некогда! — заявила эта маленькая хозяюшка.
— Не нужно! — я бросился к ней. — Мы поставим посуду в посудомойку.
— Мама говорила, что воду и электричество нужно экономить!
Настя смешно уперла руки в боки, стоя на стуле и грозно сверля меня глазками, цвета грозового неба.
— Мы и будем экономить. — согласился я. — Вот наберем целую машинку, и только потом включим. А пока пошли с друзьями знакомиться.
Семья беты была в сборе. Никитич с женой Татьяной встретили нас на крыльце.