Вольф Мессинг. Видевший сквозь время
Шрифт:
– Боюсь... – пожал плечами Мессинг. – Только сути дела это не меняет. Повторяю, я не хочу обманывать.
– И я повторяю, Вольф Григорьевич, – не боитесь? Лаврентий Павлович очень не любит, когда отказываются от его поручений...
– Что поделаешь, товарищ полковник, чему быть, того не миновать.
– Да вы, как я посмотрю, фаталист, Вольф Григорьевич, – усмехнулся полковник Федюнин.
– А вы только сейчас это поняли?
Полковник Федюнин то и дело вытирал платком мокрый лоб и, стараясь не смотреть в глаза Берии, докладывал:
– Причину отказа я так и не установил... Он сказал, что боится...
– Чего боится? – едва сдерживая ярость, спросил Берия. – Кого боится?
– Сказал,
– Значит, плохо пригрозил! Плохо! – рявкнул Берия, приподнимаясь из-за стола. – Зачем отпустил?! Тебе приказ был дан! А ты отпустил?!
– Да как я его держать буду, Лаврентий Павлович, если он отказался работать? – почти умоляющим голосом спросил полковник Федюнин.
– Кто он такой, чтобы отказываться?! Фокусник паршивый! Вот он и показал свое вражеское нутро! Ладно, иди! Через неделю сам приеду на твоих курсантов посмотреть! Готовься!
– Слушаюсь, Лаврентий Павлович, – полковник поспешно встал и заторопился через весь кабинет к дверям.
Когда он вышел, Берия некоторое время сидел глядя в окно и выбивая пальцами по столу замысловатую дробь. Потом взял трубку телефона и набрал короткий номер, всего из двух цифр. Подождал, достал платок и вытер вспотевшую шею, проговорил вдруг охрипшим голосом:
– Коба, здравствуй, Берия тебя беспокоит. Да, важное... Этот Мессинг, ты понимаешь, отказался работать в разведшколе... Говорит, не сможет их ничему научить. Я думаю, цену набивает. Говорит, что никто из курсантов не способен к телепатии. Как так не способны? Он, понимаешь, способен, а будущие разведчики ни один не способен! Кто так может рассуждать, Коба? Так только скрытый враг может рассуждать!
– Ну почему враг? – ответил Сталин. Он сидел за столом у себя в кабинете, проглядывая какие-то бумаги. Свет настольной лампы под зеленым абажуром падал на его лицо. – А ты считаешь, что все курсанты разведшколы должны быть гипнотизерами? Провидцами должны быть? Я думаю, это такие таланты, которые далеко не всякому даются... Кем даются? – Сталин усмехнулся. – Природой, товарищ Берия, природой... Ничего с ним делать не надо. Пусть работает там, где раньше работал. Зачем в Новосибирск? Разве в Москве нет Госконцерта? Вот пусть там и работает... А живет пусть в гостинице “Москва” – всегда у тебя на виду будет. Он еще пригодится... Таких людей, товарищ Берия, далеко отпускать от себя нельзя. Но и близко подпускать тоже нельзя. На расстоянии, товарищ Берия, держать надо... И хватит об этом, разве других дел мало? Что у тебя еще?
Мессинг с женой сидели в гостиной своего номера. Они только что поужинали и теперь пили чай.
– Ты плохо выглядишь, Вольф... Там было много работы?
– Да нет... не особенно... Я просто отказался от этой работы...– Мессинг выпил чаю, поставил чашку на блюдце. – И у меня могут быть неприятности.
– От Берии? За то, что ты отказался? – спросила Аида Михайловна. – Думаешь, могут быть?
– Думаю, могут... – кивнул Мессинг и еще отпил чаю.
– Зачем же ты тогда отказался? – резонно спросила Аида Михайловна и сочувственно улыбнулась. – Ты всегда так, Вольф, сначала сделаешь, а потом подумаешь...
– Я увидел их мертвыми, – резко ответил Мессинг. – Понимаешь, Аида, я увидел их мертвыми! Всех! Мне впервые стало так страшно – передать не могу. Передо мной сидели молодые, красивые, умные ребята... очень добрые – я это чувствовал. И вдруг... – Мессинг схватил чашку, попытался отхлебнуть чаю, но чашка предательски задергалась в его руке, и он выронил ее. Зазвенели по полу осколки. Мессинг несчастными
– Вольф, родной мой, успокойся. – Аида подошла к нему, обняла за плечи, прижала к себе и стала пальцами массировать голову, тихо приговаривая: – Успокойся, милый... сейчас будет хорошо... сейчас... сейчас... Ты просто очень устал... тебе надо хорошенько отдохнуть...
– Отдохнуть? – с закрытыми глазами спросил Мессинг. – А на что мы будем жить, дорогая?
– Ты же у нас богатый, – улыбнулась Аида, продолая массировать Мессингу голову. – Ты же целый самолет на свои деньги купил... А значит, ты стал бедным, дорогой мой? – Она наклонилась, поцеловала его в голову. – Это хорошо. Таким я тебя больше люблю...
– Как там наши артисты в Новосибирске? – после паузы проговорил Мессинг. – Что-то я заскучал по ним... живут, как перелетные птицы... ни кола, ни двора... на подъем легкие, на ногу быстрые.
– А у нас с тобой, можно подумать, и кол, и двор есть.
– Ну все-таки... живем в самой знаменитой гостинице Советского Союза... хотя, конечно, свою крышу иметь не мешало бы...
– Ну как, получше стало? – тихо спросила Аида Михайловна, продолжая массировать ему голову. – Правда, лучше?
– Да, да, мне совсем хорошо... – не открывая глаз, Мессинг улыбнулся. – Я просто чувствую, как в меня вливается живая сила...
– Ты просто очень устал, Вольф... – задумчиво повторила Аида Михайловна и добавила после паузы: – Мы все устали... вся страна... Эта война высасывает из нас все силы... Я не о нас с тобой сейчас думаю, Вольф, я думаю о наших солдатах – хватит ли сил еще на целый год?
– Хватит... – не открывая глаз, ответил Мессинг. – Победа будет в мае сорок пятого. Я ее видел... Победа будет.
По заснеженным полям движутся советские танки. За ними тяжело бежит, утопая в глубоком снегу, пехота. То и дело вырастают фонтаны черно-белых взрывов. Падают на снег раненые и убитые... Но танки идут вперед... их теперь очень много, наших танков... И вот освобожденные поселки и города – сплошные заснеженные руины... деревни без единого уцелевшего дома, останки печей с черными трубами, и вокруг этих развалин сидят бездомные коты... Груды обломков, бревен и кирпича, черные обгоревшие провалы окон, сквозь которые видно небо... Но танки идут... И наступает пехота... Захлебываются яростью пулеметы, ведя огонь по врагу... Артиллерийские батареи залп за залпом изрыгают огонь и смерть... На самодельных носилках несут раненых... Санитарки на поле боя перевязывают бойцов... Медсанбаты полны искалеченных людей... Растет количество крестов и деревянных, с красными звездами надгробных памятничков на сельских и городских кладбищах... И вновь, поднимая вихри снежной пыли, идут на запад танки... И рвется в бой наша пехота... И звучит голос Левитана, сообщающий о новом наступлении Красной армии, об освобожденных наших городах, о разгромленных немецких дивизиях, о количестве взятых в плен немецких солдат и офицеров...
Москва, 1944 год
Небольшой актовый зал госпиталя был битком набит ранеными. Даже на полу в проходах сидели. Белели загипсованные руки и ноги, повязки бинтов на головах. Среди серых халатов раненых попадались и белые – посмотреть на знаменитого телепата пришли врачи и санитарки.
На небольшой сцене едва поместились Аида Михайловна и Мессинг. Между ними притулился небольшой столик на одной ножке, и на нем кучкой лежали сложенные бумажки.
Аида Михайловна держала в руке одну такую бумажку. Развернув ее, она громко прочитала: