Вольф Мессинг. Видевший сквозь время
Шрифт:
– Тогда скажите мне, чтобы я знала, в чем вы ошиблись, – через силу улыбнулась Лаура, и в ее черных глазах заблестели слезы. – Я прошу вас... я никогда никого ни о чем не просила...
– Нет. Не могу. Я ничего не вижу. – И Вольф, повернувшись, медленно пошел обратно к столам, где громко переговаривались и смеялись участники пикника.
Лаура смотрела ему вслед, и слезы туманили ее взгляд. Тонкие длинные пальцы с силой стиснули бокал, и стекло лопнуло, осколки врезались в руку, выступила и потекла кровь. Но Лаура, не чувствуя боли, продолжала глядеть в спину уходящему Вольфу.
Ни Лаура,
И вдруг Вольф резко повернулся и пошел обратно к Лауре. Она ждала его, блестя сияющими от слез и счастья глазами.
Вольф подошел и обнял Лауру, прижал к себе и стал целовать в губы. Ее окровавленная рука, обвила его шею, пальцы коснулись щеки, оставляя кровавый след.
Ферейра что-то говорил Цельмейстеру и вдруг замолчал, глядя вдаль. Цельмейстер повернул голову туда, куда смотрел Ферейра, и увидел страстно целующихся Лауру и Вольфа...
– Так когда вы уезжаете в Монтевидео, мистер Цельмейстер? – спросил Ферейра.
– У нас еще несколько представлений в Буэнос-Айресе, сеньор Ферейра, – ответил Цельмейстер, тоже глядя на Вольфа и Лауру.
– Придется их отменить и уезжать немедленно. Завтра, – сказал Ферейра.
– Это невозможно, сеньор Ферейра, – неуверенно возразил Цельмейстер. – Придется платить огромную неустойку.
– Я заплачу все ваши неустойки. И заплачу сверху, сколько вы захотите. Завтра вы уезжаете, – тоном приказа проговорил Ферейра.
– Я бы с радостью, сеньор Ферейра, но уезжать или не уезжать, решаю не я... А господин Мессинг не захочет нарушить контракт. Он человек слова и долга...
– Долга? Слова? – бешено глянул на него Ферейра. – Перестаньте пороть чушь, господин Цельмейстер, или я... – Он замолчал, отвернувшись.
Цельмейстер вновь поглядел на Лауру и Вольфа.
А те продолжали целоваться...
Ветер гнал по равнине волны травы, вдали виднелись стада, которые текли сплошной массой к горизонту, мелькали фигуры пастухов-ковбоев, скачущих по краям гигантского стада, и бездонное небо обнимало саванну...
Остальные участники пикника тоже уставились на Лауру и Вольфа, открыв рты, понимающе переглядывались и снова беззастенчиво глазели на влюбленных.
Ферейра молча и решительно направился к дочери и Мессингу. Они не видели, что он идет к ним, и продолжали обниматься, осыпая друг друга поцелуями. Высокая трава почти по пояс закрывала их. Ферейра несколько раз запутался в траве и чуть не упал. И наконец он подошел так близко, что дочь и Вольф заметили его. Они отпрянули друг от друга, но в следующую секунду Лаура вновь прильнула к Вольфу, обняла его и бесстрашно поглядела на отца.
– Любовь – это замечательно, – сказал Ферейра. – Что ж, я не против. Назначайте день помолвки. Вы получите все, что пожелаете. И я сделаю все, чтобы ты была счастлива, Лаура.
Он с трудом сдерживал ярость, его щека нервно подергивалась.
– Ты не понял, отец... – улыбнулась Лаура. – Помолвки не будет... Мы прощались с господином Мессингом... навсегда...
Вольф чуть отстранился от девушки, молча, вопросительно посмотрел на нее.
– Правда? – спросила Лаура, глядя
– Правда... – проглотив ком в горле, ответил Вольф.
– Марш в машину, – резко скомандовал Ферейра. – Мы немедленно уезжаем. Лаура, ты поедешь со мной! – И Ферейра быстро пошел обратно к столикам, где стояли все участники пикника...
...Кавалькада из трех машин катила среди саванны, поднимая густую пыль. В первой машине кроме шофера находились только Ферейра и Лаура, в двух других – все остальные. Сидячих мест на всех не хватило, и некоторые стояли, держась за борта и щурясь от пыли. И настроение у всех, судя по лицам, было похоронное.
Вольф сидел в гостиной своего номера и смотрел в окно, за которым виднелась освещенная фонарями улица и раздавались резкие гудки клаксонов.
Цельмейстер ходил по комнате, дымил папиросой. Лева Кобак примостился на диване, перед ним на низеньком столике стояли кофейник и чашка с кофе.
– В конце концов, Вольф, а почему бы тебе не жениться на этой прекрасной девушке? – вдруг спросил Цельмейстер.
Мессинг не ответил, продолжая смотреть в окно.
– Если бы в меня влюбилась такая красавица... да еще богатая... уж я бы... Какое состояние – просто кошмар! – бормотал Цельмейстер, продолжая расхаживать по гостиной. – Учти, Вольф, такой шанс выпадает раз в жизни. Потом локти будешь кусать...
– Локоть укусить невозможно, – сказал Лева Кобак и отхлебнул из чашки кофе.
– Лева, ты, как всегда, рассуждаешь очень умно, – парировал Цельмейстер. – И главное, мысли свои ты изрекаешь всегда очень кстати... Что ты молчишь, Вольф? Не желаешь с нами разговаривать?
Вольф продолжал молчать, глядя в окно. Громко зазвонил телефон. Цельмейстер подошел к столику и снял трубку.
– Хэллоу...
В ответ раздалась английская речь, быстрая и повелительная.
– Я не понимаю, чем вызвано такое решение, сеньор Торрес, ведь билеты проданы несколько днейназад. Публика будет возмущена... Понимаю, понимаю... Должен сказать, очень странное решение, но я догадываюсь, от кого оно исходит, – говорил Цельмейстер, а потом опять слушал раздраженную английскую речь. – И вам возмещают все убытки? Но ведь остаются еще два выступления... И за них возмещают? Понимаю... А кто возместит моральный ущерб господину Мессингу? Вы что, угрожаете мне? Ах, господину Мессингу? Не советую, сеньорТоррес. Мы обратимся в полицию! – И Цельмейстер брякнул трубкой по рычагам, помолчал, посмотрел на Вольфа. – Ну что ж, мы можем ехать прямо в Рио-де-Жанейро... Контракт расторгнут, все убытки сеньору Торресу возмещены, и чем скорее мы покинем Буэнос-Айрес, тем будет лучше для нашего здоровья... Ты слышишь меня, Вольф?
Вольф смотрел в окно... и вдруг вспомнился тот давний вечер в местечке Гора-Кальвария... глухая улица, стиснутая покосившимися заборами... и раввин, бородатый, с выпученными глазами, в фуражке со сломанным козырьком, и его глуховатый голос: “Запомни, Волик... Господь даровал тебе необыкновенный дар, и горе тебе будет, и проклятье будет, если ты дар этот употребишь во зло другим людям...”
– Ты слышишь меня, Вольф? Что ты молчишь?
– А что тут говорить? Надо уезжать в Рио... – спокойно ответил Вольф.