Вольф Мессинг. Видевший сквозь время
Шрифт:
Мессинг сидел за столом, смотрел на тарелку с яичницей и не ел.
– Слушай, а вот почему у тебя все предсказания такие мрачные? То война, то горе какое-то... несчастья всякие... Ты говорил, что Гитлеру смерть предсказал, другому какому-то деятелю тоже смерть напророчил...
– Такие деятели встречались, – ответил Мессинг. – Что я могу поделать?
– А войну зачем? Ну предсказал бы... счастливую жизнь, праздник... ну снижение цен, наконец, или там... изобилие какое-нибудь, – жуя, рассуждал Илья Петрович.
– Какое изобилие?
– Как это какое? Ну продуктов изобилие...
В дверь постучали, и в комнату заглянула женщина средних лет, миловидная, одетая в простенькое сатиновое платьице:
– Ой, Вольф Григорьевич, простите, вы ужинаете? Я тогда попозже...
– Заходите, Верочка, заходите, – привстал со стула Мессинг. – Хотите чаю?
– Спасибо. Чашечку выпью. – Вера подошла к столу.
Мессинг подвинул ей свой стул, а себе взял табуретку, стоявшую в углу у кровати.
– Что-нибудь случилось, Вера? – наливая чай в чашку, спросил Мессинг.
– Нет, нет, ничего...
– Но я же вижу.
– Да я все думаю... Понимаете, у меня муж на границе служит, под Брестом. Он командир полка. Я все думаю, а вдруг начнется? А нам куда? У меня девочкам пять и семь лет...
– Э-эх, Вера-а! – протянул Илья Петрович, наливая в рюмку водки. – Взрослая женщина... коммунист. Что ты сразу в панику ударилась? Я вот – спокоен и тверд! – он опрокинул рюмку и выдохнул. – И верю в счастливое будущее.
– Ты выпей еще – крепче верить будешь, – усмехнулась Вера.
– И выпью. Пить законом не запрещено. – Илья Петрович налил себе снова.
В дверь опять постучали, и в номер заглянули сразу две головы – мужская и женская.
– Ой, вы ужинаете, Вольф Григорьевич... мы тогда попозже...
– Заходите, заходите. – Мессинг даже обрадовался, вскочил, пошел к двери. – Только вот сидеть не на чем.
– А я сейчас принесу, – сказал мужчина и скрылся. Через минуту он внес в комнату два стула.
Пока рассаживались за небольшим столом, появились еще два артиста, тоже мужчина и женщина. Они сразу пришли со своими стульями.
И скоро стало так тесно, что трудно было вытянуть руку, чтобы взять кусок хлеба. На столе уже стояли не одна бутылка водки, а целых четыре, тут же бутылки с минеральной водой, открытые банки консервов со шпротами, сайрой, колбаса, нарезанная аккуратными кружками, сыр, пучки лука, помидоры – в общем, полное изобилие. Началось шумное веселье, все перебивали друг друга, смеялись, и только Мессинг оставался серьезным. Он молча переводил взгляд с одного человека на другого, словно видел будущее каждого, сидящего здесь, и жалость обжигала его сердце.
– Вера, ну наливай же! Сколько ждать можно?
– Товарищи, салат я собственноручно готовила – пальчики оближете!
– Алина, а ты сегодня здорово пела, честное слово!
– Братцы, а мы когда в Гомель едем? Восьмого или девятого?
– Танюша, минералочку подай.
– А я новый анекдот услышал...
– Вот за что люблю Илью – он знает новые анекдоты и стихи о советском паспорте, больше абсолютно ничего!
– Мне этого вполне хватает. Ваше здоровье!
– Смотрите, он выпил один! Даже ни с кем не чокнулся –
– Вас ждать – водка прокиснет...
– Вольф Григорьевич, что вы так пригорюнились? Да выбросьте вы все из головы, Вольф Григорьевич! Будет война, не будет войны – прорвемся!
И один из мужчин запел с энтузиазмом:
Мы – красные кавалеристы, и про нас
Былинники речистые ведут рассказ!
О том, как в ночи ясные, о том,
как в дни ненастные
Мы гордо, мы смело в бой пойдем!
Последний куплет подхватили все и пели дружным хором. Мессинг глядел на лица, полные вдохновения. Вдруг в дверь резко и властно постучали, она распахнулась, и в комнату вошел военный в шинели с малиновыми петлицами и двумя шпалами, в фуражке тоже с малиновыми петлицами. За спиной майора НКВД маячил еще один военный.
– Гражданин Мессинг кто будет? – оглядев всех, спросил майор.
– Я Мессинг, – поднимаясь из-за стола, ответил Вольф Григорьевич.
– Попрошу вас проследовать с нами.
Артисты подавленно молчали, наблюдая, как Мессинг достал из платяного шкафа черное пальто, шарф и шляпу... как он медленно оделся и шагнул к двери. У двери Вольф Григорьевич обернулся:
– Прошу вас извинить меня, товарищи. Я скоро вернусь... – и вышел.
Майор вышел за ним и закрыл дверь. По коридору забухали тяжелые шаги. Илья Петрович налил себе водки, выпил и пробормотал:
– Скоро он вернется... оттуда скоро не возвращаются...
– Типун тебе на язык с лошадиную голову! – оборвала его пожилая артистка.
– Я его предупреждал! Я ему говорил! Он же, как ребенок, черт бы его побрал! – выкрикнул Илья Петрович.
– Что вы там предсказывали, а? Кто разрешил, а? Вас же предупреждали, товарищ Мессинг. Вас еще в Москве товарищ Берия предупреждал... – говорил, сидя за столом, начальник НКВД Белоруссии, худощавый, бритый наголо генерал, с короткими “ворошиловскими” усиками. – У нас с Германией пакт о ненападении, вы это знаете? Договор о дружбе и взаимопомощи. А вы какую-то войну предсказываете... сеете панику... Немцы идут по Белоруссии... по России... по Украине... Это ж додуматься надо! Вы что, не слышали заявление товарища Ворошилова? Если война и случится, она будет вестись на территории противника! Могучая Красная армия стоит на страже мирного и спокойного труда советского народа... А вы мелете черти что... – Генерал вертел в толстых пальцах карандаш и пристально смотрел на Мессинга, сидевшего перед столом на стуле.
– Я не слышал выступления товарища Ворошилова... – сказал Мессинг.
– А надо было слышать! – резко повысил голос генерал. – Газеты читать надо, господин Мессинг! Свалились на мою голову! Если бы не товарищ Берия, я бы вас давно... к стенке поставил! За все ваши предсказания и пророчества!
– Почему вы называете меня господином?
– А как мне еще тебя называть, фокусник чертов!? Ты мне не товарищ! Ты объективно есть враг народа! Который сеет панику среди советских людей! Пораженческие настроения! Который портит международные отношения Советского Союза с дружественной Германией! Полный набор шпионских дел! Провокатор ты, Мессинг, вот кто! Натуральный провокатор!