Вольф Мессинг. Видевший сквозь время
Шрифт:
Новосибирск, осень 1942 года
В вестибюле театра, недалеко от входа, у небольшой двери с надписью “Администратор”, толпились люди. Вахтерша, пожилая седовласая женщина, загораживала вход в театр:
– Ну куда, куда вы идете? Тут, гляньте, сколько народу. Пусть они выйдут сначала, тогда и зайдете. На улице ждите.
Мессинг сидел за столом в комнатке администратора и читал письмо, написанное на листке, вырванном из ученической тетради. Перед ним на стуле замерла женщина средних лет
– Это последнее письмо от него?
– Да... больше ничего... вот уже пятый месяц... – тихо проговорила женщина.
– Живой он...
– Живой? – Лицо женщины просияло и сделалось очень красивым. – Слава тебе, Господи... – Она торопливо перекрестилась. – А что ж не пишет-то?
– Не может он вам пока написать, – нахмурился Мессинг.
– Раненый, что ли? Небось в госпитале? Так ведь там попросить кого-нибудь можно, медсестричку или соседа...
– Он напишет... вы ждите... он живой...
...Потом перед столом сидела пожилая женщина, почти старуха. Из-под платка на голове выбилась прядь седых волос. Мессинг рассматривал фотографии. На двух изображены молодые парни, веселые и улбыющиеся, на третьей – мужчина примерно одних лет с женщиной.
– Живы они, Прасковья Семеновна... – наконец произнес Мессинг. – Точно живы...
– Все живы? – подалась вперед женщина.
– Все живы... воюют... это точно. – И Мессинг протянул женщине фотографии.
– Что ж не пишут-то? Ну дети – ладно, молодые, ветер в голове, а Матвей-то что, черт старый?! Вот вернутся, я им покажу, я им ухватом по спинам-то пройдусь!
Мессинг посмотрел на нее и улыбнулся...
...Потом настала очередь мужчины лет тридцати в офицерском кителе, с пустым левым рукавом, заправленным под ремень на поясе.
– Этот человек кем вам доводится? – спросил Мессинг, вертя в пальцах фотографию.
– Друг. Воевали вместе. От смерти меня спас, – коротко ответил мужчина. – Когда меня в госпиталь из медсанбата отправляли, мы с ним фотками обменялись с адресами. Написал – не отвечает. И от него ничего нету. Уже четвертый месяц.
– Его, к сожалению, уже нет в живых, – сказал Мессинг.
– Точно нету? – вздрогнул мужчина.
– Ну не знаю, насколько я могу быть точным... я думаю, его нет в живых, – повторил Мессинг.
– Помер, значит, в медсанбате... или в госпитале помер... – огорченно пробормотал мужчина. – Э-эх, как жалко... такой замечательный мужик был... Ладно, спасибо, товарищ Мессинг. – Мужчина поднялся, забрал фотографию и направился к двери.
...И опять перед ним женщина в стареньком, изношенном пальто. Рядом с ней мальчик лет десяти, в большой, не по размеру телогрейке и солдатских ботинках с побитыми носами.
– И сколько от него нет вестей? – спросил
– В сентябре сорок первого ушел. Два письма всего получила... С тех пор – ничего. Уже полгода ничего... А месяца два назад извещение пришло – пропал без вести, среди живых и раненых в списках воинской части не значится... – Женщина высморкалась в платок, посмотрела на Мессинга измученными глазами.
– Жив он, – сказал Мессинг. – Но не могу сказать где... мне кажется, вполне может быть в плену...
– В плену? – задохнулась от страха женщина.
– В плену... а может, в партизанах... Но радуйтесь тому, что живой...
В вестибюле театра появился администратор Осип Ефремович в сопровождении молодой женщины, стройной, высокой, черноволосой и черноглазой. Ее изящную фигуру обтягивало темно-синее шелковое платье.
– Ну-ка, товарищи, быстренько освободим помещение театра! Быстренько! Быстренько! – Расставив короткие толстые ручки в стороны, Осип Ефремович стал выпроваживать к выходу посетителей, толпившихся перед дверью.
– Мы к товарищу Мессингу... – запротестовали люди.
– Я уже полтора часа жду!
– А я, гражданочка, третий день прихожу и все не могу попасть!
– Послушайте, товарищ, вы же за мной стояли? Почему вы вперед лезете?
– Отвали, хмырь болотный! Сейчас моя очередь!
– Товарищи! Щас милицию вызову!– уже пронзительно завопил Осип Ефремович. Он двинулся на посетителей, толкнул какую-то пожилую женщину, старика, и люди стали пятиться от двери администратора к выходу. – Совесть поимейте! Каждый день! Каждый день! Товарищ Мессинг едва живой ходит! Вы из него всю кровь выпили!
– Но он же обещал, что всех примет! – слабо возражали просители.
– Я с работы отпросилась и опять не попала! Что же делать-то?!
– Завтра приходите! Завтра! – не слушая возражений, кричал Осип Ефремович.
Наконец он вытолкал всех за дверь, с трудом задвинул тяжелый металлический засов и вздохнул с облегчением:
– Вот каждый день так, Аида Михайловна, верите?
– Верю... – улыбнулась женщина.
Дверь в комнату администратора открылась, и выглянул Мессинг:
– Что, больше никого? Странно...
– Да вы никак огорчились, Вольф Григорьевич! – хлопнул себя по бокам Осип Ефремович. – Недоступный вы моему разуму человек, как говорил Петька Чапаеву! Наполеон! Ну прямо – Наполеон!
Аида Михайловна посмотрела на растерянного Мессинга и широко улыбнулась. И тут Мессинг тоже увидел ее и уже не смог отвести взгляд.
– Что, Вольф Григорьевич? Нравится дамочка? Для вас привел! Специально для вас! Знакомьтесь! – Осип Ефремович грозно сдвинул брови. – Знакомьтесь, я вам говорю!
Старушки, гардеробщицы и вахтерша, наблюдавшие за ними, заулыбались, захихикали.