Вольф Мессинг. Видевший сквозь время
Шрифт:
Мессинг сидел у самого окна, смотрел на мелькавшую полоску леса и придорожного кустарника, на желтое раскаленное солнце. Напротив него привалился к стенке купе Дормидонт Павлович, рядом примостился фокусник Артур Перешьян, на верхней полке дремала Раиса Андреевна.
За стенкой долго и заунывно плакал ребенок.
– Ладно, пойду покурю... – Дормидонт Павлович поднялся и стал пробираться к проходу.
– Я, пожалуй, тоже. – Артур Перешьян двинулся за ним.
Мессинг продолжал смотреть в окно. Ребенок за стенкой плакал все
Мессинг встал, пробрался к проходу и заглянул в соседнее купе:
– Что с ним? – Он подошел к женщине, державшей на руках годовалого малыша, который заходился криком.
– Да не знаю я... – Женщина подняла на него заплаканные глаза. – Всю ночь кричал... может, съел чего не то... может, заболел чем...
– У него сильная головная боль, – сказал Мессинг. – Дайте-ка мне сесть,.
Старик, сосед женщины, поспешно встал. Мессинг сел рядом с ней и взял малыша на руки.
– Мальчик, девочка?
– Да малой. Петенька, – всхлипнула женщина.
Мессинг погладил малыша по щечкам, потом положил ему на лоб ладонь, откинулся на стенку вагона и закрыл глаза. Малыш заплакал еще сильнее, но вдруг замолчал и тоже закрыл глаза, засопел, зачмокал губками. Стало непривычно тихо. Только громко стучали колеса.
В тамбуре курили несколько мужчин, и среди них Дормидонт Павлович и Артур Перешьян.
– Мы вот с ним первого июня в Бресте были. Так там целых две дивизии стояли, в самом городе. А сколько артиллерии! А танков сколько! Силища! – говорил возмущенно Дормидонт Павлович. – Куда все это подевалось? Как их могли разгромить?!
– Как, как! – нервно ответил пожилой человек в очках и рубахе с засученными рукавами. – Значит, разгромили!
– Да ты што? – выдохнул Дормидонт Павлович. – Чтоб такую силищу... за несколько дней? Да такого быть не может!
– Да иди ты! Ну чего пристал? Я откуда знаю? – сплюнул пожилой человек и отвернулся.
В тамбуре колеса гремели сильнее, и из-за грохота собеседникам приходилось кричать друг на друга.
– Как же это получается, а? Каждый день войну ждали, а случилось – как снег на голову! Получается что? Не готовы были, да?
– А у нас всегда так! Пока гром не грянет, мужик не перекрестится!
– Но ведь ждали же! В газетах писали: “Если завтра война!”, “Граница на замке!”
– Отстаньте от меня, я вам говорю! Ну чего привязалися?! Если б я все знал, я бы в Кремле сидел!
– Э-эх, выходит, и там мало чего знают!
– Ты лучше язык свой узлом завяжи, а то загремишь в Сибирь!
– А мы и так в Сибирь едем!
И мужчины громко беззлобно рассмеялись...
Мессинг протянул спящего малыша женщине.
– А проснется – опять кричать начнет? – шепотом спросила она.
– Не будет больше... не бойтесь, – так же тихо ответил Мессинг. – У него от духоты, от шума и грохота спазмы сосудиков... Теперь ничего...
– А вы доктор? – спросила женщина, прижимая малыша к груди.
– Я-то? Ну да, вроде
А в тамбуре уходили одни курильщики и приходили новые, и разговоры крутились вокруг одного и того же.
– А чего говорили-то? Рабочий класс Германии не допустит войны, так, да? Рабочий класс Германии, как один, подымется на защиту первого в мире пролетарского государства Советского Союза! Солидарность трудящихся всего мира – надежный заслон любому агрессору! – кричал сквозь грохот колес сухой узкоплечий старик в линялой рубахе и смолил скрученную из газетного обрывка цигарку.
– А кто у них в армии-то? – кричал другой мужик. – Да те же самые рабочие и есть! Вот тебе и мировая солидарность! А я ить ишшо в ту германскую воевал! Немец – вояка справный!
– Ничё, дядя! Это от неожиданности мы мало-мало растерялись! Щас соберутся и двинем их аж до самого Берлина! И Гитлера этого самого с его дружками – всех за жопу и в мешок! И в пруду утопим!
– Э-эх, сынок, твои слова да в уши Господу!
В крайнем закутке сидел пожилой мужик и медленно тянул меха гармони, а паренек лет четырнадцати пел чистым, высоким голосом:
Степь да степь кругом, путь далек лежит,В той степи глухой замерзал ямщик.В той степи глухой замерзал ямщик. И набравшись сил, чуя смертный час,Он товарищу отдавал наказ.Он товарищу отдавал наказ...И плыла мелодия в бескрайние поля, раскинувшиеся до самого горизонта, и сияло высокое безоблачое небо, солнце плыло по нему большим расплавленным желтком. Железная дорога черной стрелой разрезала степь пополам, и по этой дороге стучал, пыхтел, пуская клубы белого пара, длинный, зеленый, похожий на червяка поезд. И стояла вековая тишина, и будто не началась война...
Вдруг, нарушив эту тишину, послышался далекий вой моторов, и в голубом просторе показались три точки, которые быстро росли, превращаясь в самолеты. Вой усиливался – самолеты пикировали прямо на поезд. И вот первый черный взрыв вырос рядом с железнодорожным полотном.
Издав протяжный свисток, поезд медленно затормозил и наконец встал, и из вагонов посыпались люди. Они бежали в поле в разные стороны. Ахнули новые взрывы, и самолеты, выйдя из пике, взмывали вверх, но не улетели, а стали разворачиваться и вновь пошли на снижение, и снова рванули черные взрывы, и застучали долгие пулеметные очереди, словно длинными плетями стегая землю. Люди бежали с криками и падали, закрывая головы руками... Женщины прижимали к себе маленьких детей, вопили от ужаса, а пули фонтанчиками вспарывали землю прямо у их ног.