Вольфганг Амадей. Моцарт
Шрифт:
— Верно. И благодарность твоя будет состоять вот в чём: научись играть на скрипке так хорошо, чтобы незнакомая дама всегда могла этому порадоваться.
— Я хочу этого, хочу, папа! — восклицает Вольферль и, прижимая скрипку к груди с несказанной нежностью, ликует: — Моя скрипка! Моя скрипочка!
XI
Праздничные дни приносят детям ещё множество приятных сюрпризов. Столик для подарков едва не обрушивается под их тяжестью: наряды, туфли, жабо, книги с картинками, украшения, игрушки, лакомства. Всё это из дворянских домов, в которых Вольферль и Наннерль давали концерты. Но всё внимание мальчика отдано скрипке. Он с ней почти не расстаётся и оба дня пробует на ней свои силы.
Их посещают гости:
— Это будет как бы венцом вашей столичной антрепризы, — говорит Вальдштеттен. — Графиня уже давно готовится устроить торжественный обед в честь генерал-фельдмаршала графа Дауна [11] , победителя при Колине, и хотела бы по этому случаю представить дорогому гостю, гурману во всех отношениях, музыкальное семейство Моцартов.
— Вообще-то великие полководцы не слишком снисходят к мирным звукам лиры, — с улыбкой замечает Моцарт.
— О-о, не скажите. Правда, играет ли сам фельдмаршал на музыкальных инструментах и такой ли он ценитель музыки, как его знаменитый противник из Пруссии, судить не берусь.
11
Даун Леопольд Иосиф (1705—1766) — австрийский фельдмаршал. Победное для австрийцев сражение при Колине произошло 18 июня 1757 г.
— Ах, если бы мне хоть разок услышать, как мои играют перед такой благородной публикой, — замечает со вздохом матушка Аннерль. — Нет, нам, бедным бюргерам, этого счастья не видать!
— Нет, нет, вы непременно их услышите. Положитесь на меня.
— Правда?! — радостно и испуганно восклицает матушка Аннерль.
Её нетерпение перед концертом трудно описать. И действительно, благодаря стараниям барона она получает возможность послушать, как играют её дети и муж, — пусть и с балкона, где разместился небольшой камерный оркестр, и из-за занавеса, оставаясь невидимой для собравшихся. Ну и билось же её сердце!
Впервые в жизни видит она перед собой многолюдное светское общество, оживлённое и торжествующее. На первых порах она ослеплена светом сотен свечей в хрустальных люстрах, которые многократно отражаются в высоких настенных зеркалах. Потом она не в силах оторвать глаз от переливающихся всеми цветами радуги туалетов дам, которые столь грациозно выступают в своих драпированных кринолинах. Сидят ли они в креслах или прогуливаются об руку со своими кавалерами по залу, их накрашенные губы постоянно шевелятся, поддерживая оживлённую беседу. Отсюда, сверху, она слышится то далёким отзвуком водопада, то мягким плеском ручейка.
«Они веселятся, как и мы, — думает матушка Моцарт. — Но всё-таки по-другому. Своё веселье они прикрывают вуалью». В этом праздничном великолепии много причудливого.
Вот проходит спесивая светская красавица в невероятно пышном, покачивающемся туда-сюда кринолине, с немыслимо высоко взбитой причёской, утыканной цветами, и, оглядываясь по сторонам, строго лорнирует зал. Разве не похожа она на павлина?
А вот стареющая кокетка, сделавшая ставку на свои несметной цены драгоценности; она вызывающе выставляет напоказ сверкающие застёжки-аграфы, броши, колье, пряжки и кольца, как бы приглашая взглянуть на все оголённые части своего тела, от лба и до пальцев.
Рядом с ней прогуливается непомерно тучный господин
Все эти странности моды, которые не увидишь в Зальцбурге, матушка Аннерль наблюдает из своего укрытия с понятным удивлением и насмешливой улыбкой. И вдруг, словно повинуясь чьей-то команде, на этот жужжащий человеческий рой ниспадает умиротворяющая тишина. Фланировавшие по залу гости торопятся занять места. Появляется гофмейстер в роскошном мундире и объявляет по-французски, что капельмейстер его милости князя-епископа Зальцбурга месье Моцарт имеет честь дать концерт, в котором заняты его шестилетний сын, Compositeur et maitre de musique, и одиннадцатилетняя дочь, la petite grand chanteuse [12] . Шестилетний композитор завершит концерт произведениями собственного сочинения.
12
Композитор и знаменитый музыкант... Маленькая великая певица (фр.).
Матушке Аннерль становится не по себе. Она ожидала, что в зале наступит полная тишина. Но ничего подобного, никакой благоговейной тишины. Наоборот, спокойное ожидание, предшествовавшее объявлению гофмейстера, уступает место оживлённому шушуканью и громким репликам. Публика успокаивается только после того, как её домашние, муж со скрипкой, а дети за клавиром, начинают выступление с небольшой сюиты.
Приподнятое настроение гостей, какие-то полчаса назад вставших из-за стола после обильной трапезы, не позволяет им сразу сконцентрироваться на музыке. А музыкантов это словно не трогает, они делают своё дело со всем возможным старанием.
Матушка Аннерль от злости прямо из себя выходит; это безразличие она воспринимает как личное оскорбление. Как бы ей хотелось высказать прямо в глаза бесстрастным аристократам всё, что она о них думает!
Но когда Наннерль своим нежным звучным голосом исполняет выходную арию, все внизу умолкают, а потом впервые начинают аплодировать. Лед поверхностного интереса подтаял, подогретый проснувшейся восприимчивостью ценителей музыки. И даже те, кто в ней не особенно разбирается, догадываются, что происходит что-то необычное. У матушки Аннерль падает камень с сердца. Она так боялась, что искусство её детей не найдёт ответа в душах этих людей! А как эта публика встретит её Вольферля? Это беспокоит её, более того — пугает. У неё такое чувство, будто неведомая сила тянет её к клавиру и заставляет играть, а у неё не шевелятся пальцы и она со стыда готова провалиться сквозь землю. На несколько секунд она даже закрывает глаза, чтобы прогнать это видение. До её слуха доходят знакомые звуки. Открыв глаза, она видит, как легко, без видимых усилий играет её Вольферль. Странное дело, дома она много раз слышала эту мелодию, но сейчас она звучит совершенно иначе, в ней словно нет ничего земного, она как бы доносится из сфер. По выражению лиц гостей она видит, что многие из них испытывают похожие чувства; они слушают её сына с такой же сосредоточенностью, как если бы внимали торжественной проповеди в церкви. Их немое молчание прерывается с последними звуками музыки, когда он встаёт и кланяется рукоплещущей публике первых рядов.
Теперь каждая последующая пьеса становится поводом для шумных выражений одобрения, завершающихся громом аплодисментов, когда Вольферль под занавес исполняет собственное произведение. Матушка Аннерль глазам своим не верит, когда пожилой генерал-фельдмаршал, грудь которого увешана орденами, высоко поднимает мальчика и, указывая на него публике, с чувством декламирует:
В силе песен Орфея Я сомневался всю жизнь. А теперь вижу ясно, Что делал это напрасно. Да здравствует маленький герой, Способный на подвиг такой.