Вольфганг Амадей. Моцарт
Шрифт:
Она бросает взгляд на письмо. Сначала на её лице появляется как бы отражение радости мужа. Но тут же оно омрачается.
— Как же мы поедем? — с тоской в голосе спрашивает она. — Ты сам сказал мне вчера, что мы совсем издержались и ты не знаешь, где достать денег на праздники?
— Об этом я позабочусь! Разве мало у меня добрых друзей: Жакены, Пухберг, Траттнерны, Вальдштеттены? По такому случаю они мне помогут. Сегодня же нанесу им визиты.
— Бог в помощь, муженёк. Никто этому не будет так рад, как я. Но как нам потом рассчитаться с долгами?
— Обойдёмся, — успокаивает её Вольфганг Амадей. — У меня такое предчувствие, будто в Праге
— Если ты так уверен, нечего медлить.
Моцарт набрасывает пальто, хватает с вешалки шляпу и трость и опрометью сбегает вниз по лестнице. Несколько часов спустя он предстаёт перед Констанцей с туго набитым кошельком в руках и улыбается во весь рот.
— Вот видишь, — говорит он, торжествуя, — друзья меня никогда в беде не оставят!
II
Весёлая компания прибывает одиннадцатого января 1787 года в Прагу. Наверное, длившаяся три дня поездка доставила им всем большое удовольствие. Подтверждением тому служат забавные клички и прозвища, на которые они откликались в пути и которые, конечно, придумал Моцарт, любитель пошутить и подурачиться. Пародируя всеобщее увлечение Востоком, с одной стороны, и дворянскими титулами — с другой, Моцарт называет самого себя Пункититити, Констанцу величает Шаблой Пумфой, скрипача Франца Хофера — скромного талантливого музыканта, часто участвующего в музыкальных вечерах Моцарта и, что немаловажно, ухаживающего за старшей сестрой Констанцы Йозефой — зовут Рошка Пумпа, слуга Йозеф это Сагадарата, а кобелёк Гукерль — граф Шомантский. Об этом мы узнаем из письма Моцарта другу, графу Готтфриду фон Жакену.
В нём он подробно рассказывает и о многом ином. О самом тёплом приёме, который им оказывали повсюду, об обильных угощениях и возлияниях, о домашних концертах, о высоком уровне подготовки музыкантов в Чехии. О том, что их покровитель граф Тун, у которого они ужинают едва ли не через день, не садится за стол без того, чтобы при этом не играл его отлично слаженный домашний оркестр; о том, как они побывали на балу, где местные светские львицы выступали в нарядах, которым бы позавидовали и венские красавицы.
«Я не танцую на балах и не объедаюсь на приёмах, — пишет он. — Не танцую, потому что слишком устал, а не объедаюсь по моей врождённой глупости. Но я с удовольствием наблюдал, как все эти люди лихо отплясывали под музыку моего «Фигаро», приспособив её под контрдансы и кадрили; здесь только и говорят, что о моём «Фигаро», все что-нибудь из него напевают, насвистывают, наигрывают на разных инструментах и даже на губных гармошках. «Фигаро», повсюду «Фигаро», и ничего, кроме «Фигаро»!
О том, что своим приглашением в Прагу Моцарт главным образом обязан супругам Францу и Йозефе Душекам, он догадывается не сразу.
С Йозефой, дочерью пражского аптекаря Хамбахера, он впервые познакомился много лет назад в Зальцбурге, когда звезда её певческого дарования едва всходила на небосклоне. Её яркая красота и звучный голос разожгли настоящий пожар в легко воспламеняющемся сердце юноши. Позднее, когда она вышла замуж за пианиста Душека, он время от времени встречает её в Вене, и она всякий раз, прощаясь, приглашает Моцарта навестить её в Праге. Странным образом он воспринимает её слова как обычную любезность. И только здесь он понимает, что в лице Йозефы он обрёл благороднейшую покровительницу. Да, это ей он обязан тем, что почти сразу после премьеры «Похищения»
Легко предположить, что и «Фигаро» был включён в репертуар так быстро благодаря её настояниям. Набравшись смелости, он прямо спрашивает её об этом. Но Йозефа, лукаво улыбнувшись, от ответа уворачивается. Ну, замолвила словечко кое-где, но ведь не больше...
— Вы называете это «словечком», дорогая благодетельница! Да я ни о чём подобном и мечтать не смел!
— Не преувеличивайте! Разве я не повторяла вам при каждой встрече, что воздух Праги окажется для вас целебным?
— Увы, увы! Слишком поздно у меня открылись глаза!
— Почему «слишком поздно»? Дождёмся следующей постановки «Фигаро», а там поглядим.
Своё первое дневное выступление перед пражской публикой Моцарт начинает со свободных клавирных фантазий, что для местных поклонников музыки в новинку. Их горячий приём побуждает Вольфганга Амадея ко всё новым импровизациям, пока он, внимая возгласам из лож, не переходит к целой цепочке изобретательных вариаций на тему блистательной арии «Non piu andrai». Что вызывает буквально шквал оваций.
А вечером он дирижирует «Фигаро». Уже после первых тактов чувствует, как возбуждены и воспламенены все участники спектакля; впечатление такое, будто все музыканты оркестра и солисты хотят проявить себя с самой лучшей стороны, не желая никому уступить пальму первенства, — в присутствии композитора они, как говорится, стараются прыгнуть выше головы. Публике сразу передаётся этот небывалый подъём, который испытывают все участники спектакля, музыкой «Фигаро» она и без того очарована до головокружения — овациям и вызовам не было конца, своей восторженностью пражская публика намного превосходит венскую, так что разъезжаются гости из театра далеко за полночь.
Прага влюблена в Моцарта, и это обнаруживается в самые первые дни. Наступает время карнавала с его пенящимся весельем, которое затягивает в свой водоворот его с Констанцей, и за развлечениями, пирушками и танцами они понемногу успокаиваются после неудач и потерь последних месяцев. Они едва поспевают на все те балы и приёмы, куда их наперебой приглашают. Повсюду их ждёт самая тёплая встреча.
Один из богемских магнатов, граф Иоганн Пахта, устраивает в своём замке грандиозный великосветский бал. Моцарт приезжает не с пустыми руками. Он передаёт хозяину дома через камердинера сюиту из шести «немецких танцев», которые написал за час до этого. Граф очень польщён и велит немедленно расписать партии для оркестрантов, чтобы открыть этими танцами бал. Когда присутствующие слышат из уст графа, что танцевать они будут под только что написанную музыку Моцарта, с кресел поднимаются даже самые пожилые дамы и кавалеры.
Прежде чем гость из Вены покидает радушную праздничную Прагу, Душеки устраивают в их честь прощальный ужин, на который приглашены все, кто так или иначе способствовал грандиозному успеху «Фигаро». Гостеприимная супружеская пара трогательно заботится о том, чтобы общение приглашённых было как можно более приятным; сам Душек, человек рассудительный, тонкий и разносторонне одарённый музыкант, подготовил для гостей разнообразную художественную программу, а его темпераментная супруга их развлекает и ублажает. Уловив мгновение, когда Моцарт, окружённый стайкой молоденьких девушек, заливается вместе с ними от смеха после очередного игривого анекдота, Душек берёт его под руку, шепчет что-то на ухо и отводит в соседнюю комнату, где директор театра Бондини и режиссёр Гуардазони сидят за бутылкой вина.