Волга - матушка река. Книга 1. Удар
Шрифт:
— Неужели и на такие штуки пускаются? — возмутился Аким Морев.
— На всякие пускаются.
— Но ведь Сухожилин сказал — может, слова не давать?
— Врет, — уверенно произнес Ларин. — Все подстроено, чтобы потом сказать: «Нас рабочий класс поддерживает». Послушаем, — закончил Ларин и кивнул на Окунькова.
— Нас пришли приветствовать рабочие металлургического завода — активные защитники Приволжска. Слово от имени рабочих Приволжского металлургического завода имеет лауреат Сталинской премии, Герой Социалистического Труда сталевар Егор Васильевич Окуньков! — во весь голос возвестил Сухожилин и сам первый зааплодировал, хотя этого ему вовсе и не надо было делать: зал грохнул аплодисментами так, что задребезжали стекла в окнах.
Окуньков чуточку подождал, затем, видя,
— Что это вы? Мы вас пришли приветствовать, а не вы нас, — он этими словами, очевидно, думал успокоить людей, но те снова разразились аплодисментами. — Вот так и будем хлопать в ладошки, — уже недовольно проворчал Окуньков, кладя листики на трибуну, доставая из кармана очки. — Огонек глаза-то спалил… Теперь новые глаза приобрел. — И, не обращая внимания на реплики, смех, которые то тут, то там вспыхивали, продолжал: — Вот дочка у меня… врач. У меня, у рабочего, дочка — врач. А? Что на это скажете? — И снова потряс листиками. — Кого за такое благодарить? Меня, что ль? Да что бы я смог сделать, ежели бы не партия и не советская власть? Ну, это я так себе, промежду прочим. Хвастаться тут мне особо нечем: все наши дети в науку пошли. Спасибо. Кому? Партии нашей. Кому же еще? Крепко государство ведет… Как рабочие у нас мастерски сталь варят, так наша партия мастерски государство ведет. Что тут возразишь? Ничего не возразишь. И опять это я промежду прочим. Речь веду к тому, что ноне утром дочка моя мои мысли записала. Прочитала. «Хорошо, — говорю ей, — меня и то слеза прошибла». — Тут снова все участники пленума, смеясь, взорвались бурными аплодисментами, а когда в зале стихло, Окуньков, положив листики на край трибуны, проговорил: — Вы погодите. Вот прочту. А то, может, и хлопать не за что. — В эту минуту из окна дунул ветер, и листики взвились над трибуной, метнулись к потолку, словно голуби, и разлетелись по залу.
Все ахнули, кое-кто кинулся подбирать листочки, а Сухожилин даже побледнел, но Окуньков спокойно произнес:
— Пускай они там будут. Нечего время терять. Я и без них обойдусь. Так вот, дорогие товарищи, мы приветствуем данный пленум. И как не приветствовать? Пленум обкома — это же мозг нашей области, разум. И не только мы, металлурги, приветствуем. Можем прямо сказать, приветствуем мы от всей промышленности области, от жителей городов и сел. А как же?
Сухожилин поднялся и так яростно зааплодировал, что Окуньков невольно повернулся к нему и сказал:
— А вы глядите, товарищ Сухожилин, руки не расколотите. Дальше что?.. Так вот, дорогие товарищи, на этом, стало быть, приветствие свое мы и закончим, — снова обращаясь к участникам пленума, продолжал Окуньков. — Ну, приветствие приветствием. Хорошо. Только утром, да и по дороге вот сюда… как бы это сказать?.. Ребята мне говорили: «Ты и о неладном скажи».
Сухожилин тревожно заерзал на стуле, а зал затих.
— О неладном? Оно трудно в такой торжественный миг о неладном говорить. И не хотелось бы. Да ведь ничего не поделаешь: совесть приказывает.
— Эге, как поворачивает! Молодец! Не умеет кривить душой, — шепнул Ларин Акиму Мореву.
— О неладном, значит, — продолжал Окуньков. — А оно в нашей области есть. Устранить положено.
— Ваше время кончилось, — хрипло произнес Сухожилин.
— Нет уж. Мы к этому не привыкли, чтобы слово обратно отдавать. Раз уж взяли, так до конца выскажемся, — решительно заявил Окуньков. — Вот, к примеру, начнем с Семена Павловича Малинова. Был он у нас начальником цеха. Ну! Что ну? Ну, посвистывал.
— Это как так посвистывал? — насмешливо спросил кто-то из зала.
— Ну, речи там произносил, доклады всякие. Мартемьяныч цех вел, а Малинов посвистывал, стало быть. Избрали его секретарем горкома. Хорошо. Ничего против не имеем. Во время обороны города Семен Павлович тоже герой. А как же? Бывало, гремит все кругом. Непрестанно гремит: снаряды рвутся, бомбы рвутся, а Семен Павлович к нам. Бодрость вливает, уверенность. Что ж, спасибо за это. А потом что? Потом, выходит, все шиворот-навыворот пошло, когда секретарем обкома стал.
Тут
— Ну, это вас не касается!
Лицо Окунькова посуровело, щеки еще больше втянулись, а из воспаленных глазниц, вдруг ставших большими, гневом загорелись глаза.
— То есть как — не касается? А? Да он что, Семен Павлович, боярин, что ль, какой? Домину себе сгрохал — нас не касается, гуляет — нас не касается, грубит — нас не касается, дела плохо ведет — нас не касается! Тогда что ж нас касается? Приветственные речи под вашу дудочку произносить? Наши дела всех вас касаются, и ваши дела всех нас касаются. А вы еще и другое должны помнить: на вас, секретаря обкома, тысячи глаз смотрят. — И с этими словами Окуньков покинул трибуну, а участники пленума поднялись и зааплодировали. Они аплодировали до тех пор, пока вся группа рабочих во главе с Окуньковым не покинула зал.
Часть вторая
Глава шестая
Недели через две после пленума Малинов был отозван в Москву. Аким Морев, избранный первым секретарем обкома партии, стал входить в дело.
Область была огромная — километров пятьсот в длину и столько же, пожалуй, в ширину — и по территории равнялась любому малому европейскому государству. Густо населенная на севере, она резко редела к югу: в Сарпинских степях, например, на сотни гектаров приходилось по одному человеку. В северной же части расположена промышленность — автомобильный, металлургические, цементный, силикатный, консервный, гвоздильный заводы, строились новые: комбайновый, нефтеперегонный, химический, завод кровельного железа, черепичный, сооружались крупнейшая текстильная фабрика, судоверфь, а из канала Волга-Дон уже тянулись отводные каналы на поля, в степь, велись изыскательные работы по трассе канала Волга — Черные земли. Но главное, закладывалась плотина на Волге, чуть повыше Приволжска. Выше по Волге одновременно строятся Сталинградский гидроузел, Куйбышевский, Горьковский. Там тоже возникнут искусственные моря. Из Приволжского моря вода обязательно через пять-шесть лет хлынет на Черные земли, на Левобережье… Надо все продумать и готовить людей.
Казалось бы, к гидроузлам, строящимся в соседних областях, Аким Морев прямого отношения не имел, однако он выписал местные газеты и ежедневно следил за темпами этих строек, подмечая все новое, хорошее, и многое подсказывал Ларину. На строительстве Сталинградской плотины, например, впервые был применен струг — своеобразная механическая лопата, весьма подвижная машина, заменяющая собою среднего размера экскаватор, но только более экономная.
Ларин оказался человеком деятельным, даже с творческой жилкой, но и с особой черточкой: он ревниво относился к строительству Приволжского гидроузла и потому не хотел замечать новшеств у соседей, тем более перенимать их, и, когда ему кто-либо из инженеров сообщал о тех или иных мероприятиях на строительстве Сталинградского, Куйбышевского или Горьковского гидроузлов, Ларин ворчливо говорил:
— Бросьте! Бросьте! За морем телушка полушка, да рубль перевоз. Сколько оно стоит, новшество? Подсчитали? Мы не испытательная станция. Нам надо в сроки укладываться: страна ждет, — и сам придумывал что-нибудь такое значительное и оригинальное, что немедленно подхватывали соседи.
Разгадав эту особую черточку Ларина, Аким Морев подумал:
«Ну что ж, в каждом из нас, видимо, есть такое, что следовало бы изжить. Но ведь сразу ничего не делается. Я, например, теряюсь перед нахалами. Пухов властолюбив. Опарин? Какой-то несамостоятельный. Не понимает: он глава областной советской власти. А из-за каждого пустяка бежит к нам, и любой работник аппарата для него уже обком партии. Хорош Кораблев. Но, наверное, и у него есть то, что следовало бы вытряхнуть. И у Ларина есть свои слабости, стало быть, я должен с этим считаться». И Аким Морев, узнав о каком-нибудь новшестве на строительстве соседних гидроузлов, говорил Ларину, что прочел об этом в технических журналах. Ларин охотно принимал, хотя в душе-то знал: все это взято с соседних строек.