Волк и конь
Шрифт:
— Твоя любимица? — усмехнулась Энгрифледа, усаживаясь на край ложа.
— У тебя вороны, у меня змея, — пожала плечами Брунхильда, — каждому свое. Угощайся, — он взяла яблоко и бросила его Энгрифледе, которая ловко поймала плод и надкусила его. Брунхильда разлила вино по кубкам и протянула один королеве.
— У тебя жарко, — заметила Энгрифледа.
— Мои питомцы любят тепло, — томно улыбнулась Брунхильда, — я и тоже. Поэтому я и не одеваю много одежд.
Она томно потянулась и Энгрифледа увидела,
— Давай, скидывай свое тряпье, — сказала она, — иначе взопреешь.
Сама не зная почему, Энгрифледа согласилась — в комнате и впрямь было жарко, а выпитое вино лишь подогревало ее изнутри. К тому же, ее невольно вдохновлял пример самой Брунхильды, что лежала в откровенной позе, выставляя напоказ свое тело. Если бы Энгрифледа была мужчиной, то подумала, что вельва хочет ее соблазнить — впрочем, она тут же отбросила нелепые мысли.
— О чем ты хотела поговорить? — спросила королева и вельва загадочно улыбнулась.
— Ни о чем особенном, — сказала она, — просто хотела познакомиться поближе. Я же говорила — таким как мы нужно держаться вместе.
Она налила еще вина и Энгрифледа, выпив его, почувствовала, что у нее закружилась голова. Возможно, впрочем, дело было не в вине, — уж точно не такими порциям под силу свалить королеву Британии, — но из-за дурманящих благовоний, что будоражили, смущали разум. В какой-то миг Энгрифледа обнаружила себя расслабленно разлегшейся поперек ложа, причем почти голой. Голова ее лежала на бедрах Брунхильды, также избавившийся от одежды. Приятная истома охватила Энгрифледу, пока тонкие белые пальцы играли с ее волосами, касались глаз и губ.
— Мне нравится, когда тепло, — голос Брунхильды отдалился, словно доносясь из-за стены, — как в глубине земли, где созревает зерно, перед тем как прорасти. Так возрождается и душа: брошенная в Аид, она появляется на земле, возрождаясь в новом теле. Мой сын любил мудрость греков и, через него я приобщилась к тайнам Элевсина.
— Твой сын? — Энгрифледа стряхнулась, пытаясь согнать дурман,- о чем это ты?
На губах Брунхильды зазмеилась жестокая, порочная улыбка и Энгрифледа снова поразилась, каким взрослым стало лицо вельвы.
— Я...я пойду, — Энгрифледа ненавидела себя за эту неожиданную нерешительность, столь противную ее натуре, но все равно не смогла ничего сделать, когда Брунхиильда вдруг поцеловала ее в губы. Только сейчас Энгрифледа увидела, что губы самой Брунхильды покрыты чем-то ярко-красным, блестящим, как кровь — или это и была кровь?
— Никуда ты не уйдешь, — рассмеялась она, — я была моложе тебя, когда брат заставлял нас с сестрами показывать ему...всякое. И я не отпущу тебя, пока не покажу тебе все, чему я научилась у брата.
– Твой брат? Амальгар? Я...я не понимаю.
– Ты все поймешь, дурочка, — лже-Брунхильда хищно улыбнулась, — совсем скоро.
Она вновь поцеловала Энгрифледу — сначала в губы, потом в грудь, кончиком языка лаская затвердевшие соски, потом спустилась еще ниже и молодая королева застонала от пронзившего ее острого, как пытка, наслаждения. Ее не первый раз целовали ТАМ, но ласки Брунхильды отличались о того, что ей доводилось
— Ты...ты не сестра Амальгара, — выдохнула Энгрифледа, — кто ты?
Брунхильда рассмеялась — неприятным, будто лающим смехом.
— Та, кто займет твое место рядом с императором, — сказала она, — и поможет ему стать величайшим из владык этого нелепого века. Ты, глупая варварская дурочка, решила, что сможешь тягаться со мной? Ни тебе и не этой дурехе, чье тело я взяла, это не под силу. Я Юлия Агриппина, мать кесаря Нерона, жена кесаря Клавдия, сестра кесаря Гая Калигулы, правнучка самого Октавиана Августа. Мое предназначение — стоять у трона владык: поучая, направляя, а если нужно — и убивая их. Ты занимаешь свое место не по праву — так отдай мне все это: свою молодость, свое тело, свою жизнь.
Ее глаза вдруг стали желтыми с вертикальным зрачком, рот ощерился острыми клыками, а волосы превратились в извивающихся змей. Энгрифледа попыталась дернуться, но Агриппина, ловко захлестнув ее ноги своими, коснулась промежностью укромного местечка королевы. Влажные нижние губы слились с губами Энгрифледы и та, вновь охваченная сладостной истомой, не противилась этому насилию. В уши ударило шипение и в руках одержимой появилась соломенно-желтая змея. Агриппина положила ее между своих бедер и Энгрифледа вздрогнула, когда ее кожи коснулись холодные кольца.
— Вот и все, — сказала «Брунхильда», — я войду в тебя прямо сейчас.
С губ ее сорвалось змеиное шипение и Энгрифледа почувствовала как чешуйчатая голова скользнула в ее влажную щель. И вместе с ней в девушку проникало и нечто иное: холодное, мрачное, подменяющее ее мысли собственными кровожадными мечтами. Однако одновременно со злобным предвкушением обладания новым телом, она чувствовала и другое: раздражение, даже тревогу Агриппины от того, что очередная жертва сдается не так быстро, как остальные. Жизненная сила молодой королевы оказалась столь велика, что она продолжала борьбу против злобного призрака.
Но мертвецки-холодный чужой разум давил все сильнее, оплетая молодую королеву ледяными змеиными кольцами. Энгрифледа, чувствуя, что вот-вот сдастся, издала протяжный каркающий вой, полный одновременно ярости и отчаяния. В тот же миг послышалось оглушительное ржание и мощный удар сотряс дверь, вышибая ее внутрь комнаты. С оглушительным карканьем ворвались вороны и закружили вокруг «Брунхильды» метя клювами и когтями в ее лицо. Энгрифледа, внезапно вновь обретя власть над своим телом, пинком отбросила от себя Агриппину, одновременно за хвост вытягивая из себя змею. В тот же миг до нее донеслись жалобные крики.