Волк и конь

Каминский Андрей Игоревич

– Князь говорит только с равным себе, — сказал он, — если ваши короли желают переговоров через тебя, значит и отвечать будет Дивагость, волхв Дзеванны.

Фергус с трудом сдержав гримасу отвращения повернулся к Эохайду с Кингеном и, дождавшись ответного кивка, ответил.

– Король Утред хочет, чтобы Дивердоу возвратили его законному владельцу — королю Поуиса, — крикнул монах, — а вы, те кто заняли эти земли незаконно, должны уйти на юг. Это позволят всем, кто откажется от своих идолов и примет святое Крещение, — и, с некоторой паузой, явно пересиливая себя ответил, — даже тебе, жрец.

Дивагость вновь посмотрел на Собеслава, тот же,

усмехнувшись, махнул лучникам — и множество луков, с наложенными на тетиву стрелами, поднялись над крепостной стеной. Все было ясно без слов — и Фергус, отступил за спины воинов, давая возможность им начинать бой. Переговоры кончились — валлийские и эйринские лучники шагнули вперед, также поднимая луки, и воздух наполнился смертоносным пением стрел. Послышались крики и проклятия, с обеих сторон падали сраженные люди, однако воинство кельтов, много превосходящее числом защитников Девина, все же сумело засыпать их стрелами, дротиками и камнями из пращи. Летели, в том числе и зажженные стрелы — и по всему Девину вспыхивали пожары, охватывавшие одно за другим строение. А к стенам города уже тянулись воины с осадными лестницами и грубыми таранами, наспех сооруженными из срубленных в лесу древесных стволов. Сверху лился кипяток, но ирландцы и скотты, прикрываясь щитами, все же подобрались к стенам и ворота затрещали под тяжестью ударов. Рядом по приставленным лестницам лезли другие осаждающие — сходу вступая в жестокий бой с вендами и саксами. Лязг стали, свист стрел, воинственные вопли и стоны умирающих смешались в один протяжный звук, разносящийся над погибающим городом.

В этом бою никто не просил и не давал пощады — свирепость язычников столкнулась с религиозным фанатизмом кельтов которые, совсем не с христианским смирением кидались на врага, будто вспомнив собственных диких предков, что умирали с именами кровавых богов на устах. Да и какая разница, кто призывает умереть во имя высшей цели — священник, друид или волхв! Славяне и саксы отчаянно сопротивлялись, но враг, не уступавший им в храбрости, но много превосходивший числом, постепенно брал вверх — и под крепостными стенами, с обеих сторон, росла груда людских тел.

В святилище Девы, княгиня Эльфрит, последний раз утерев слезы с лица плачущего малыша, подняла его над головой — и что есть силы приложила о камень, вышибая детские мозги под ноги богине. Тут же она сорвала с пояса короткий нож и одним взмахом перерезала себе горло. Эти две смерти стали сигналом — и другие женщины, искавшие укрытия рядом с Деваной, в едином жестоком порыве, убивали себя и своих детей, принося последнюю, самую страшную жертву богине в ее самом суровом обличье Владычицы Смерти. Совы и вороны, встревоженные шумом, с громкими криками вылетали из храма, и обезумевшие женщины видя в птицах души своих соплеменниц, уносящихся в объятья Мораны, спешили присоединиться к ним.

Под ударами тарана, наконец, с грохотом рухнули ворота и тут же послышалось громкое конское ржание: это князь Собеслав, верхом на вороном коне, устремился в толпу врагов, ожесточенно рубясь мечом. За ним ринулись и остальные его воины — славяне, саксы, даны, — рыча что-то нечленораздельное и в ярости грызя край щитов, они обрушились на врага с такой силой, что кельты на миг отшатнулись, смешав ряды. Впрочем, они тут же опомнились, сомкнувшись вокруг врубившегося в их строй клина. Кровавый водоворот закружился под стенами Девина, защитники которого уже не искали ни побед, ни спасения — одной лишь славной смерти.

Собеслав, раздавая удары направо и налево, рубился, уже не замечая, кому он несет смерть, не разбирая своих и чужих. На миг кровавая пелена спала с его глаз — когда перед ним вырос всадник на белом коне, с развевающимися рыжими волосами. Славянский меч со звоном ударил о щит, расколов его надвое, и пропахав кровавую борозду по груди едва успевшего отпрянуть Эохайда. Собеслав снова занес меч, но тут же выругался, почувствовав острую боль и холод стали вонзившейся ему в бок — один из пиктов, прорвавшийся к вражескому вождю, вонзил копье меж ребер. С воплем ярости Собеслав,

развернулся, одним ударом раскалывая голову врагу и тот же миг клинок наследника Улстера отсек князю руку вместе с мечом. Но не успел Эойхайд порадоваться победе, как Собеслав, не обращая внимания на хлеставшую из обрубка кровь, левой рукой сорвал с пояса скрамасакс и в последнем рывке вогнал его в распахнутый в победном крике рот ирландца. Истекая кровью, оба рухнули под копыта собственных коней, что отчаянно ржали и дергались в предсмертной агонии, пронзенные сразу несколькими копьями. Но, несмотря на гибель князя, воины его продолжали биться — и их враги прорвались в город не раньше, чем умер с оружием в руке последний из защитников Девина. Сам город уже пылал, по улицам валялись мертвые тела, а на входе в горящее святилище Девы, с факелом в руке, стоял волхв Дивагость распевая славу своей богине и всем ее воинам. Волхв замолчал лишь когда сразу несколько стрел вонзились в его тело и в тот же миг полыхающее святилище рухнуло, словно погребальный костер служителю Дзеванны.

Ударом на удар

— Отправьте этих ублюдков в Хель!

Скаля зубы в кровожадной усмешке, Энгрифледа взмахнула рукой — и огненный дождь из зажженных стрел обрушился на осажденный город. Его защитники, укрывшиеся за крепостными стенами, едва успели пригнуться — лишь немногие, зазевавшиеся, оказались убиты на месте. Однако королева и не целила по ним — огненные снаряды падали на город, где тут же занимались пожары. Бретвальда вновь вскинула руку и сидевшие на ее плечах вороны с громким карканьем взвились в воздух. Это стало общим сигналом: за вороньим карканьем протрубил рог и воинство молодой королевы — англосаксы, фризы, венды, — устремилось вперед: волоча осадные лестницы, раскручивая на ходу канаты с крюками-кошками, вытаскивая, завязшие в речном иле, самодельные тараны.

Несколько дней назад англосаксонские корабли, войдя в устье Шельды, дошли до Турне. Этот город, расположенный на перекрестье торговых путей, считался одной из святынь франков. Здесь родился Хлодвиг, здесь же был похоронен и его отец Хильдерик — последний из языческих королей франков, женатый к тому же на тюрингской принцессе. Захватом города Редвальд как бы отменял все, что последовало за смертью Хильдерика, — прежде всего крещение Хлодвига, — возвращая франков к истокам.

Войска Энгрифледы высадились на правом берегу реки, напротив города, захватив небольшой поселок, раскинувшийся возле торговой пристани. Одновременно войска молодой королевы пытались укрепиться и на левом берегу, где и стоял Турне. Крепостные стены, сохранившиеся со времен римлян и по мере возможности поддерживавшиеся в более-менее приличном состоянии всеми правителями города, окружали город полукругом, примыкавшим к реке. Перед ней тоже имелись укрепления, но куда слабее остальных — и именно здесь Энгрифледа била сильнее всего. Несколько раз англосаксы высаживались здесь, в то время как другие совершали отвлекающие атаки по другим участкам. Однако пока Турне держался — не в последнюю очередь благодаря энергичным усилиям правителя города, епископа Гарульфа. Сам, в прошлом, воин, он часто выходил на стены, поддерживая дух воинов своими проповедями. Пару раз Энгрифледа и сам видела этого священнослужителя — высокий, с худым аскетичным лицом и горящими черными глазами, он со стен призывал кары божьи на язычников. Он не пытался вступать в переговоры с Энгрифледой, впрочем, та и не собиралась принимать никаких предложений о мире: под стенами Турне сошлись противники достойные друг друга в своем упрямстве, ни за что не желавшие уступать друг другу.

На четвертый день осады прибыли подкрепления из Фризии и Энгрифледа отдала приказ о решающем штурме. Медлить было нельзя — с юга доносились слухи, что юный король Эльфрик, после победы под Орлеаном, готовится выступить на восток. Хотя никто точно не знал, где будет нанесен первый удар, Энгрифледа, для которой Эльфрик оставался самым опасным соперником за власть над Британией, не без оснований подозревала, что он как можно скорее постарается взять реванш за поражение отца.

<