Волк и Заяц
Шрифт:
– Я не Господь, в меня не надо верить. Меня надо принять, - он многозначительно хмыкнул. – Рассчитать координаты несложно, там всего семь вариантов появления, они с особой периодичностью чередуются. Но зачем мне это?
– Мы можем дать вам многое, - пообещал самонадеянный Суслов. – Как говорится, подчеркните нужное.
– Я вам не ГАИшник, чтобы за чекушку палочкой промахивать. Хочется чего-нибудь нематериального, душевного.
Наемник посмотрел туда же, куда и старик: на небо. Тусклое, серое, хмурое... А
– Может, ты славы хочешь? – спросил Петр, и был готов к промаху. Но ответ его поразил.
– Ты меня правильно понял, брат, - житель леса сел на трухлявое бревно. – Меня же никто не помнит. Жена давно померла, дети не волнуются. А хочется, чтобы кто-нибудь взглянул в газету, прочитал мою заметку, или обо мне, и сказал: «Во старик дает!». Это – настоящее счастье. А не ваша «Ока»...
Последними словами егерь указал на свой горький опыт. Сталкеры поникли: они же не могли знать о «могуществе» генерала.
Никита Алексеевич подкатился ближе, спросил:
– Газета «Аргументы и факты» устроит? Вас самого, конечно, туда не пропихну. Вы непроверенный. Но, если вы тоже что-нибудь напишите...
– Да! Да! У меня есть рукописные мемуары и детективный роман.
– Мемуары опубликуем в журнале «Сибирские огни», а роман, - по частям, конечно, - в «Рассказах». Будет вам слава. Может, издательство какое заинтересуется, напечатает тираж. Будете деньги зарабатывать.
– Ну, это уже мечты. А вам спасибо. Пойдем ко мне домой, - лесник встал с бревна и поманил рукой.
– Может, потом ваши произведения заберем? – лениво возразил Призрак.
– Там не только рукописи, там формула расчета. За такую благодетель я вам её подарю! Но только вам! Не вздумайте публиковать! Устроят мне тут проходной двор. Идем!
Вяткин с Немовым нехотя подхватили подпорченную полевую кухню, Новиков поднял инструменты. Шрам встал на свое место в строю, солдаты двинулись за Лесником.
Глава III .
Дом старика на самом деле оказался старой мельницей из красного кирпича. Три окна, видные с этой стороны, были выбиты, а от лопастей осталось только основание. Вокруг мукомольню огибал неполный забор, представляющий из себя деревянные секции, обтянутые металлической сеткой.
– Заходите, не бойтесь! – старик поднимался по лестнице без перил без какого-либо страха.
– Я живу на самом верхнем ярусе, прямо под лопастями. Механизм выломал, много места занимал. Теперь там настоящая жилая комната. Только все, боюсь, не вместятся. У вас как? Все равны или по званиям?
– Большая часть – по званиям, - ответил Лебедев. – Я – генерал, но останусь здесь. Сами понимаете, - он виновато кивнул на коляску.
– Понимаю... Но вы же сможете написать обо мне статью?
– Об этом не беспокойтесь. Давайте отсечем тех, кто не хочет идти.
На удивление генерала, руки подняли почти все.
– Извините, Никита Алексеевич, - Немов вышел из строя и стал оправдываться, - но забираться лень.
– Я не обижусь, веселее будет.
Среди тех, кто пожелал пойти, оказались только профессор, сталкеры-исследователи, Шрам и Мультитул. Эти пятеро и зашли вместе с Лесником на четвертый, как оказалось, этаж. Старик открыл сколоченную из досок дверь, сначала вошел сам, а затем впустил спутников.
Наемник не знал, как можно описать это жилище. На месте, которое раньше закрывали лопасти, было четыре узких окна, расходящиеся в две перпендикулярные прямые. В правом верхнем углу стояла советских времен раскладушка, в соседнем – большой письменный стол, объединенный с книжным шкафом. Одна его дверца, возможно, не закрывалась до конца – Петру удалось увидеть, что хранятся в нем в основном пособия по технике и сельскому хозяйству. Пользуясь выступом верхнего яруса за пределы башни, Лесник сделал у дальней от двери стены рукомойник. Нужные эпитеты нашлись у Каланчи:
– Это... Это же стиль стимпанк! Не знаю, с чем и сравнить... Похоже на комнату звонаря!
– Спасибо. Я особо не старался: просто перенес все из своей сторожки. Ладно, мы же здесь по делу. Пройдем к моему рабочему месту.
Сторож подошел к столу, взял две стопки листов, вручил профессору.
– Та, что потолще – роман, та, что потоньше – мемуары. И ещё: попрошу вас подписать один документ...
«Туземец» взял со стола лист, раннесоветскую перьевую ручку, макнул её в чернила и написал две первых буквы.
– Тоже не признаете шариковые? – спросил знахарь.
– Ага. Это же вдохновение. Шариковой оно что: напишешь – и забудешь, а потом будет стыдно за строчку. А так, пока напишешь, сто раз подумаешь, сформулируешь и исправишь.
– Но сейчас же вы не рассказ пишите? – провидец полез в карман плаща. – Сейчас мы просто тратим время друг друга. Пожалуйста, возьмите это.
Лесник нехотя взял протянутую телепатом авторучку, дописал первое слово по центру и спросил:
– Вашего командира как зовут?
– Лебедев Никита Алексеевич, - ответил полковник. – А вам зачем?
– Так, незачем... – он дописал ещё пару строк, сделал две линии внизу и отдал на прочтение Каланче. Тот зачитал вслух:
– «Я, Лебедев Никита Алексеевич, обязуюсь в обмен на особую формулу опубликовать в журналах «Сибирские огни» и «Рассказы» «Мемуары Прокофия Ефимовича Стропова» и «Нищий среди буржуев» в авторстве Стропова Прокофия Ефимовича, а также отправить заметку о его честной охранной службе на протяжении тридцати лет в газете «Аргументы и факты». Также обязуюсь не разглашать секретную формулу никаким службам и редакциям». Это что?