Волк насторожился
Шрифт:
— Да.
— Где Озеровская?
— Мы ее не нашли. Она о чем-то догадалась и исчезла. Люди Решетова ее ищут параллельно группе Логуна, но пока безрезультатно.
— Елагиных убрали?
— Да.
— Кто? Я задал вопрос…
— Горшков из следственного отдела.
— Кто планировал устранение?
— Я…
— Причины?
— Озеровская искала у них помощи, так было бы гораздо быстрее. Они что-то заподозрили, отказались, но все равно нужно было позаботиться о секретности…
— Кто сообщил, что Озеровская обращалась к Елагиным? Спаровский?
— Да.
— Что
— Ликвидация начальника службы безопасности Черского и направление в Шантарск комиссии с широкими полномочиями. Их планируется взять под указ «двадцать-двенадцать» и продержать какое-то время в полном бездействии. Потом они уже ничего не смогут доказать…
— Кто формирует комиссию?
— Решетов. Он должен вскоре получить подпись президента…
— А президент получит материалы, препарированные вашей группой?
— Да. В Шантарске действуют Логун и Ангел… то есть Цвирко. Логун, правда, периодически отлучается в Байкальск… Но Цвирко работает там постоянно.
Изображение вдруг пропало, замелькали заполнившие экран беловатые хлопья. Цифирки счетчика пленки больше не менялись. Запись кончилась. Данил не стал прогонять вторично ни одного куска, он и так все прекрасно запомнил.
Через пару минут появился Саладин. Сел напротив, плеснул себе в бокал немного коньяка.
— Добавить к этому почти нечего, — сказал он. — Во время… более детального допроса он повторял то же самое. Вероятнее всего, вашу ликвидацию разрабатывает Цвирко. Полковник о нем ничего не знал, поэтому никаких подробностей нет. Я не рискнул бы утверждать, что Цвирко работает в вашей фирме, но склонен думать, что это кто-то из тех, кто в р а щ е н в ваши шантарские дела. Вполне может оказаться так, что вы его знаете.
— Скажите, а полковник…
— Все в порядке, — чуть приподнял ладонь Саладин. — Обстоятельства, при которых ему пришлось расстаться с этим миром, признаны самыми естественными, и ни у кого не возникло ни малейших сомнений… И последняя, весьма важная деталь. Компания «Бренто» — это «крыша». Под ее вывеской действует другая. Уяснили, какая? Наши друзья… кое-кто из них ваши торговые партнеры, как вы, быть может, догадались… установили это совершенно точно.
— Так… — сказал Данил. — А вот интересно, известно ли это Ликутову со товарищи?
— Не думаю, — слегка улыбнулся Саладин. — Это-то и самое пикантное… Наша троица упивается своей оборотистостью и проворством, ни о чем не подозревая. Ничего удивительного — это не деловые люди, это попки, которым платили за подписи и резолюции, лицензии и квоты. Вот они и возомнили о себе… Конечно, от безнадежности разум у них изощрился. Они потеряли поддержку серьезных банков, вообще серьезных людей, но из политики уходить не хочется, потому что кушать нужно каждый день, а собрать в закрома удалось не так уж много. И жажда власти, конечно… Клад — это единственная возможность получить средства на избирательную кампанию. Без этих денег они кончены, а в случае разоблачения покойники вдвойне. Потому держаться будут до последнего…
Данил усмехнулся:
— Ну,
— У вас будут еще вопросы?
— Нет, — сказал Данил.
— Мне кажется, вам следует побыстрее вернуться домой. Передайте вашему шефу, что мы выполнили все взятые на себя обязательства. В аэропорт вас отвезут и посадят на подходящий рейс.
— Можно, я позвоню? — спросил Данил.
Саладин несколько секунд изучал его взглядом, улыбнулся уже веселее:
— Собираетесь уже сейчас ставить ловушку?
Данил молча кивнул. Но тут же честно уточнил:
— Попытаюсь…
— Что ж, я слышал о вас кое-что хорошее. Если вам удастся выпутаться из этой истории, сотрудничество наших корпораций может иметь продолжение…
…Лара вошла в квартиру первой, сделала два шага, остановилась, и ее вдруг явственно затрясло.
— Эй, ты что это? — недоумевающе уставился на нее Данил.
— Это девичий трепет, — безмятежно объяснила она. — Ну должно же юное создание, входя впервые в квартиру предприимчивого мужика, испытывать девичий трепет? Честно пытаюсь испытать. Получается?
— Нет.
— Что ты такой смурной?
— Зуб болит, — сказал Данил.
Это и была его новая обитель, двухкомнатная квартира в только что сданном доме на южной окраине Шантарска — именно эту окраину он выбрал за то, что окрестные улицы и магистрали как нельзя лучше позволяли играть в самые разные игры: проверяться на слежку, уходить от погони, ездить «в город» и возвращаться оттуда доброй полудюжиной трасс, а значит, использовать массу комбинаций.
Обставляли, конечно, наспех, но справились на пятерку — и сигнализация готова, и холодильник полон, а в прихожей старательно прикреплены все исторические фотографии с его последней квартиры, именно в том же расположении.
— Какой старый дядя Брежнев и какой ты тут молоденький… — после вдумчивого изучения документов эпохи сделала вывод Лара. — Обаяшка… Расскажи что-нибудь интересное про то время.
— Тогда в каждом рубле было сто копеек, — сказал Данил.
— Копеечки я помню, показывал кто-то… Уморительные такие крохотули. На них и в самом деле можно было что-то купить?
— Массу полезных вещей.
— Хорошее начало для сказки, — она сунула руки в карманы джинсовой курточки, закинула голову: — Это было в те былинные времена, когда в каждом рубле насчитывалось сто копеек, а за бананами стояли огромные очереди, и порядок в них наводили милиционеры с дубинками…
— Бананов вообще не было, — сказал Данил. — А порядок наводили в очередях за водкой. Ты… впрочем, откуда тебе знать.
— Ну что делать? Я серьезно в этой стране себя чувствую, как космонавт на Марсе. Приезжала сюда раз в год на пару недель, да и то в основном в Крым… Вот такое я чудовище, — она остановилась перед зеркалом и обеими руками поправила прическу, краешком глаза следя за его реакцией. — Ты мне будешь показывать ванную?
— Уймись, — сказал Данил. — Иначе я в самом деле решу, что нимфомания у тебя фамильная…